– Даник, проснись, – тихий шепот брата настойчиво стучался в сон. «Патрика дома нет, это сон», – вспомнил Даник, повернулся на другой бок и снова засопел.

– Да проснешься ты или нет?! Давай, открывай глаза, а то сейчас как двину! – шепот брата стал настолько громким, что сон не выдержал. Сновидение лопнуло, будто проколотый иглой воздушный шар, и Даник проснулся.

Стояла глубокая ночь. Хор цикад врывался в комнату сквозь открытое окно. Лунный луч, прочертив на полу дорожку, взобрался на теплое одеяло и окрасил пространство голубоватым светом. Где-то у пруда, как всегда, заливались лягушки, а парочка их собратьев квакала совсем близко. Должно быть, прямо под открытым окном.

В лунном свете, устроившись с ногами на постели, сидел Патрик – родной брат-близнец Даника, его внешняя копия и абсолютная противоположность характера. Теребя что-то в карманах голубого комбинезона, он насмешливо наблюдал пробуждение брата.

– Что ты здесь делаешь? – зевнув, капризно спросил Даник. – Ты ведь должен быть у Хеврония.

– Тсс… Тише ты! Деда разбудишь, – громко зашептал Патрик. – Я ушел от Хеврония!

– Ушел?! – голубые, с густыми ресницами, глаза Даника превратились в круглые, мерцающие в темноте, бляшки. Он резко подскочил на подушках и окончательно избавился от власти ночного сна. Его большие уши моментально стали горячими и красными. Это всегда происходило с Даником в минуты большого волнения. Кстати, Патрику с ушами почему-то повезло. Они, конечно, торчали из-под темных волос не меньше, чем у Даника, но, в отличие от ушей брата, никогда не краснели и не нагревались до нестерпимого состояния. Повезло, что тут еще скажешь! – Ай, ай! Где вода? У меня сейчас уши сгорят! – шепотом запричитал Даник.

Выкарабкавшись из вороха одеял, он спрыгнул на пол и быстро прошлепал к графину на столе. Но тот, к несчастью, оказался пуст.

– У меня есть парочка лягушек. Поймал по дороге специально для тебя, – хихикнул Патрик. – Хочешь? Они, как раз, мокрые и холодные.

Вынув руки из карманов штанов, он с невинным видом протянул Данику двух возмущенных лягушек.

Так вот что он прятал в карманах! Как всегда, издевается, – подумал Даник, – и почему он такой вредный? Но уши продолжали гореть, лягушки квакать, Патрик ехидно улыбаться… Эх, была – не была! – подумал Даник. – Думаешь, побрезгую? Дудки!

– Давай, – согласился он и забрал у брата лягушек. – И за что мне такое наказание? Уши, имеется в виду, хотя и брат тоже не подарок.

Лягушки оказались не только мокрыми и холодными, но и скользкими. Забравшись назад в постель, Даник с облегчением прижал к ушам двух пучеглазых толстушек с растопыренными в стороны лапками и пупырчатыми спинками. Лягушки квакали, выкручивались и пытались выскользнуть из рук, но он лишь крепче придавил к ушам их холодные, гладкие брюшки.

– Ну, и чего ты теперь делать будешь? – спросил он и покрепче стиснул ладонью скользкую лягушку.

Внезапное волнение, вызванное новостью, постепенно уходило. Да и лягушки, в самом деле, приносили облегчение.

– Не я, а мы, – ответил Патрик, хихикая. Все-таки его брат-близнец такой смешной! Эти вечные проблемы с ушами, а тут еще вырывающиеся лягушки.

– Что значит «мы»? – спросил Даник и мучительно ощутил новую горячую волну, стремительно хлынувшую к ушам.

– Держи лягушек крепче, пока я тебе все не расскажу.

Патрик тут же замолчал и надулся, как любимый индюк деда. Несколько секунд спустя он с важностью проговорил:

– Я взял дедову книгу. И мы с тобой отправляемся в путешествие.

Ну, конечно, мог ли быть лучший момент для лягушки, задыхающейся между горячей ладонью и пылающим жаром ухом Даника? Она решительно квакнула, дернулась и выскользнула, наконец, из расслабившихся на миг пальцев мальчишки. Но, неуклюже прыгнув вниз, пучеглазая толстушка запуталась, на свою беду, в одеяле. В тот же миг сразу три руки ринулись на ее поиски. Очень скоро беглянку водворили на место, где она и принялась обиженно квакать и выкручиваться, пытаясь вернуть утраченную свободу. Но на этот раз – безрезультатно.