После всех проведенных манипуляций запор, хоть и не без труда, но был освобожден, но упрямые дверцы почему-то не желали отворяться. Что-то мешало снаружи.

Синеволосая истерично пискнула:

– Мы все тут умрем, задохнемся…

– Спокойствие, – рявкнул служака. Кажется, я знаю, в чем тут загвоздка: та же дрянь, что заполнила кабину водителя, коркой покрыла весь автомобиль снаружи, вот и не пускает, сволочь. Долбануть надо, да посильнее. Кто тут у нас самый здоровый? – он оглянулся на спортсмена. – Ну-ка Антоша, похоже, для тебя нашлось дельце. Посмотрим, на что ты способен.

Студент шагнул поближе, схватился ручищами за спинки жалобно скрипнувших кресел и, оттолкнувшись всем телом, направил сокрушительный удар обеих ног на преграду.

Раздался бьющий по ушам скрежет, напоминающий трение наждака по стеклу, и препятствие рухнуло.

Свобода…

Непроглядная белесая пелена царит повсюду, доминирует, прячет город, мир…

Страшно…

Люди замерли, не решаясь вступать в царство седой хмари, способной рождать омерзительных полуживых тварей и Бог знает чего еще…

Пять мучительно долгих секунд глубокой растерянности и… неожиданно мгла услужливо подается назад, будто живая, освобождая небольшой пятачок пространства у выхода, словно приглашая бывших пленников ступить наружу.

– Ну, – голос полковника звучал ободряюще, – ежели есть опасения, тогда я пойду пер…

– Нет уж! – ошалевший от собственной смелости здоровяк блондин, казалось, хотел сгладить впечатление от своей слабости, проявленной пятью минутами ранее. – Я открыл, мне и идти.

Он глупо гоготнул и решительно ступил наружу, на твердый надежный асфальт, потопал, залихватски прыгнул и широко улыбнулся, вновь став похожим на ребенка:

– Вроде все чисто, спускайтесь.

В ту же секунду студиозус глубоко вздохнул, закашлялся и… судорожно схватился за шею.

– Боже! – истерично завизжала Ольга, заслоняя дочь своим телом. – Закрывайте двери! Быстрее!!!

Верный клятве Гиппократа, Борис первым выпрыгнул наружу, но… его помощь, как оказалось, не понадобилась…

– Да ладно, че переполошились? – с трудом сдерживая смех, лоботряс Васькин принял прежнюю позу. Его крепкое тело дышало молодостью и здоровьем. – Шутка, ха!

– Шутник, мать твою, – Семен Петрович со злостью чертыхнулся. – Тебя бы ко мне в полк на недельку… вмиг бы серьезным стал, идиот. Еще одна такая выходка и… короче – я дважды не предупреждаю, – он оглянулся на остальных. – Путь свободен, граждане. Спускаемся.

Зеленоглазая девица шустро спрыгнула вниз, шагнула к Антону и, не говоря ни слова, отвесила ему звонкую увесистую оплеуху.

– Ты чё, двинулась?! – ошеломленный детина непроизвольно подался назад, с трудом удержав равновесие, его левая щека стремительно наливалась алым. – За что?!

– За дело, юморист. Нашел время… Еще скажи спасибо, что по морде, а не промеж ног.

– Ладно, молодежь, – Грасс ухмыльнулся в усы, – кончай перепалку, не до того сейчас. Покидаем транспорт.

Пятнадцать суетливых секунд, и небольшая группка испуганных напряженных людей опасливо сгрудилась на пятачке асфальта, свободном от мглистой завеси. Со всех сторон непроглядная молочно-белая стена колышущегося тумана, пассивная, равнодушная, чуждая, дышащая иррациональной угрозой.

Пауза.

Немой парень тяжело вздыхает, и в тот же миг, словно повинуясь его дыханию, откуда-то сверху, с неба налетает порыв теплого ветра. Мягкий поток воздуха быстро разгоняет густую плотную муть, она сопротивляется, словно живая, липнет, цепляется за стены зданий, уличные фонари, но, отступает, в конце концов, затаивается где-то вдали, в лабиринте кварталов, упрямая, непобежденная, ждущая…