В полнейшей тишине это образование вздрогнуло и медленно поползло в направлении ботинка светловолосой красотки. Девица приподняла ноги и вжалась всем телом в спинку сиденья. Молчит, трясется, глаза, как у смертельно раненого олененка.

– Шоб тебя! – кованый каблук пожилого отставника с силой опустился на склизкую ожившую дрянь, сокрушая ее, превращая в месиво. Еще десяток секунд, и останки жутковатой сущности бесследно истаяли, оставив еле различимый запах аммиака.

Ни звука. Борис посмотрел по сторонам. Большинство смертельно напуганы, в глазах плещется животный ужас, готовый в любую секунду прорваться наружу.

Накаляющуюся атмосферу коллективной истерии разрядил глуховатый басок седоватого мужчины, обращенный к водителю:

– Слышь, командир, вырубил бы ты печку. Дышать невозможно, как в Африке.

– Добро.

Через пару минут стало полегче.

Микроавтобус вдруг притормозил. В полной тишине был слышен лишь мерный рокот работающего вхолостую мотора.

Время идет, ничего не меняется.

«Что это? Светофор?» – Борис был в недоумении. – «Вряд ли. Слишком долго стоим».

– Что случилось, уважаемый? – подала голос мама больной девочки. – Мы опаздываем.

– Ничем не могу помочь, дамочка. Пробка.

– А если…

– Объезда тут нет.

– Надолго?

– Полчаса. Может больше…

– Отворите дверь, – не выдержал школьник с рюкзачком-, и прошмыгнул в открывшуюся на секунду створку.

Саюкин одобрительно хмыкнул: «Смелый мальчишка. Как решился после увиденного?».

Остальные остались на местах. Оно и понятно: лучше убить тридцать минут в заторе, чем ступить в мутную зловещую неизвестность. Да если даже и ничего не грозит, кому захочется продираться пешком на ощупь через половину города?

Тишина, абсолютная, ватная, мертвящая. Даже мотор авто заглох, перестал работать. Непрекращающиеся звуки города снаружи вдруг сгинули, растворились в небытии. Казалось, мир вокруг просто исчез, во всей Вселенной остался только их маленький транспорт с небольшой кучкой незнакомых людей.

Жутковато.

– М-да, – лысый старичок, сидевший слева от врача, растянул губы в вымученной улыбке, – подождем, не смертельно. Терпение – главная добродетель.

Остальные снова проигнорировали слова общительного соседа. Синеволосая женщина демонстративно отвернулась, мускулистый качок откинулся на спинку сиденья и попытался заснуть (надо же, ну и нервы у парня), девица вставила в уши пуговки наушников и закрыла глаза, тощий парнишка извлек из-за пазухи книгу и погрузился в чтение.

Борис бросил взгляд на обложку пухлого фолианта: «Так говорил Заратустра», Фридрих Ницше.

«Ого! А мальчик-то не прост. Мечты о сверхчеловеке, право силы… Индивидуалист».

Он взглянул на заскучавшего обладателя шляпы и, почувствовав перед ним неловкость за остальных, вдруг выдал:

– А вы тоже спешите?

Старик тепло улыбнулся:

– Увы, молодой человек, все мы вечно куда-то спешим, думаем только о будущем, не замечаем настоящего. И это делает нас такими отстраненными, черствыми, – он кивнул на остальных, – зацикленными на своих проблемах. Напрасные старания. Время не обгонишь, не обманешь. Пройдут года, и когда-нибудь вы поймете, что наш главный враг – не время, а отчуждение. Человек в мегаполисе более одинок, чем в сибирской тайге, или в пустыне. Это противоестественно, мы должны жить не для себя – только ради других.

– С этим не поспоришь, – собеседник протянул руку. – Борис, врач-невролог.

– Аркадий Константинович, – словоохотливый мужчина ответил крепким рукопожатием, – доктор биологических наук, профессор, преподаю в университете.

– Профессор в маршрутке. Надо же…

– Как и врач. Что вас удивляет? Согласитесь, в нашей стране слово «интеллигент» никогда не ассоциировалось со словом «зажиточный». Ладно, это пустяки, меня беспокоит другое, – пожилой человек приблизил губы к уху собеседника и понизил голос до шепота. – Оглянитесь вокруг, служитель Асклепия, вам не кажется, что происходит что-то странное, необъяснимое, даже пугающее. Я, например, убежден в этом. Не знаю, может зря нагнетаю, возможно, это просто расшалившиеся нервы глупого старика, но предчувствую нечто… нехорошее.