К и утра следующего дня гробы были готовы, тела выдали, отдали нам все вещи личные, и мы отправились в обратный путь. Обратно добрались без особенных приключений к вечеру того же дня. Подъезжаем к храму – ворота распахнуты, толпы народа, все встречают батюшку, и в момент въезда машины на территорию храма над нашими головами взмывает салют. Россия праздновала День своей армии, и армия салютовала своему воину – протоиерею Феодору Соколову, окорм-лявшему наше воинство.

На другой день рано утром отпели Юру и захоронили его сразу, а потом было отпевание отца Феодора. Сотни, тысячи людей пришли с ним проститься. С ним прощалась Церковь земная с упованием на то, что передает своего служителя в клир Церкви Небесной: Святейший Патриарх Алексий, архиереи, священники многих приходов Москвы пришли ко гробу отца Феодора. С ним прощалось воинство: в чине погребения переплелись элементы церковного и воинского обрядов, вокруг гроба был выстроен почетный караул. Представители высших воинских кругов, Администрации Президента, городских и районных властей почтили память протоиерея Феодора Соколова. Бывшие заключенные и руководители ГУИНа встретились у гроба батюшки.

Пришло время сказать слово и мне во время чина священнического погребения. Впервые в жизни я вдруг стал говорить, обращаясь к батюшке на «ты». Я знал, что он меня слышит, и поэтому обратился прямо к нему. Я сказал: «Дорогой отец Феодор! Только что на днях ты стоял вот здесь, на этом амвоне, и мы, поздравляя тебя, говорили о кресте. Ты просил у нас прощения и призывал к величайшему терпению. Теперь мы понимаем, о чем ты говорил. Есть такие люди, с которыми рядом легко. Ты был именно таким человеком, с которым все легко: молиться, трудности переживать, легко взращивать в себе лучшее. А это достигалось тем, что тебе самому было нелегко. Но всю нашу тяжесть ты нес с радостью… Недавно была поездка в год 2000-летия от Рождества Христова на Святую Землю, и ты попросил всех нас, клир и прихожан, написать записочки, которые обещал поминать в этом паломничестве. Ты за всех ходатайствовал в Иерусалиме земном. И сейчас, когда Господь тебя призвал в Горний Иерусалим, мы не сомневаемся, что ты с этими же записочками у Престола Всевышнего за всех нас молишься. А мы, пока бьется наше сердце, будем молиться за тебя здесь…»

Не помню, как я закончил свою речь тогда, но до сих пор во мне живет чувство, что я продолжаю говорить с отцом Феодором. Днем ли, ночью, в храме или дома, в воинской части или среди прихожан нашего храма – батюшка всегда рядом.

Не нам судить, будет ли прославлен Церковью отец Феодор – это дело Промысла Божия, но я свидетельствую о том, что был он человеком неимоверной чистоты сердечной и душевной; во всех своих поступках, словах являл себя человеком праведным. При воспоминании о нем сердце наполняется желанием просить его молитв, чтобы и теперь он так же ходатайствовал за всех нас, как во время своего земного служения.

Отче Феодоре, моли Бога о нас, грешных!

Не раз мне доводилось служить вместе с отцом Феодором, и всегда я чувствовал его помощь и опеку. Он был на десять лет меня моложе, но по хиротонии был старше, и, может быть, поэтому в его присутствии я всегда чувствовал себя младшим братом.

Он обладал удивительным и редким качеством: подлинным смирением. Часто смирение представляется как синоним аморфности, безволия, будто смиренный человек – это тот, кто соглашается со всем, что вокруг происходит. На самом деле смиренный человек соглашается вовсе не со всем, что вокруг происходит, а поступает по правде Божией.