"Как-то чересчур безапелляционно… – попытался возражать Смагин. – Такое вполне возможно. И не только теоретически…"

"Но отчего-то раньше, – изогнулся Червь, – Президент в подобных поступках замечен не был"

Смагин выскочил из комнаты. В конце коридора плеснулась, исчезая за поворотом, тельняшка Нигеллы.

– Артурыч! Погоди!

Нигелла был, как всегда, бодр и улыбчив.

– Ты чего такой? Расслабься! А то пойдем ко мне – поправимся. У меня со вчерашнего осталось.

Но Смагин его не слушал:

– Артурыч, этот гость твой, ну, с длинным таким лицом, он кто?

– Горемыкин. Работает у нас номер с пуделями.

– А туда, – Смагин показал на потолок, – в президентские круги он не вхож?

Нигелла хохотнул.

– Горемыкин-то? Думаю, еще нет. Вот когда со слонами работать начнет… Что с тобой, Алексей?

– Помнишь, он вчера сказал, что нужно Генеральным прокурором назначить иностранца? Так вот. Сейчас в «Новостях» сказали, что Президент подписал соответствующий указ! Этот Горемыкин как будто заранее все знал…

– Простое совпадение – не более того… И потом, это же не его идея, а какого-то журналиста. Который, может, и пронюхал о ней в тех самых, – Нигелла вскинул палец, – кругах, а потом выдал ее за свою. Логично?

Смагин прислушался: Червь Сомнения свернулся и затих. Он повеселел. Заметив перемену в лице соседа, Нигелла улыбнулся:

– Что ты так всполошился?

– Да и сам не пойму…

– Может, зайдешь?

– Извини, Артурыч. Тороплюсь.

Стоило Смагину открыть свою дверь, как в глаза ему бросился… майор Насильников: телевизор, оставшийся работать, выдавал очередной сюрприз. Насильников понуро сидел в некотором отдалении от стола, за которым мужчина в синем мундире – прокурорский работник – что-то записывал.

Строгий закадровый голос вещал: "Сотрудниками Управления собственной безопасности раскрыта группа "оборотней в погонах". Ее возглавлял начальник одного из столичных подразделений милиции. В группу входила также и супруга главного «оборотня» – начальник паспортного стола…"

Вернувшись памятью во вчерашний вечер, Смагин отчетливо понял, что загадку Насильникова ему не разрешить: разум капитулировал перед ней. Пляшущий майор – оборотень, Генеральный прокурор иностранец… Нет, от всего этого явно попахивало чертовщиной…

Ему не пришлось долго ходить по вернисажу, чтобы понять: выставленные здесь работы, за редким исключением, рассчитаны на очень посредственный вкус.

Художники в ожидании покупателей мерзли, сбивались в кучки и "принимали на грудь".

Интересующихся было немного, покупателей – единицы.

В основном предлагались натюрморты и пейзажи. Однажды только Смагин набрел на табличку с надписью "Рисую портреты по фотографиям". Для наглядности рядом с черно-белой фотографией молодого офицера с множеством боевых наград, снявшегося, наверно, сразу после Победы, – радостного, счастливого и имевшего от этого несколько глуповатый вид, висел его же портрет маслом – со спокойным, мужественным лицом, что, видимо, должно было демонстрировать творческий подход художника к исполнению заказа. Сам же художник, как заметил Смагин, готовился согреться, наливая что-то из фляжки в складной стаканчик. Выпив, он приосанился, блеснул взором. Было самое время приступить к нему с расспросами о здешних порядках, ценах и прочем. Но Смагин не успел: он увидел… Олю Зубареву.

Она стояла напротив, возле работ художника – пейзажиста, явно собираясь одну из них приобрести. Ее сопровождала пара охранников. Но это были другие, не вчерашние "лбы".

Пейзажист в предвкушении гонорара галантно кружил вокруг Ольги. Был он черноус, с бородкой и бархатной бабочкой, торчавшей из-за ворота плаща.