С Гудрун, моей бывшей, я был почти в расчете. Угрызения совести и чувство вины по отношению друг к другу у нас были приблизительно одинаково велики, так что мы в какой-то момент решили в обоюдном согласии их взаимно списать. Вот только я не переносил сочувственного взгляда, который должен был мне передать, как она тревожится за мое будущее, – она и все остальные, все, кроме меня, и мне бы наконец тоже пора было начинать тревожиться. Но у меня действительно не было никакого желания вдруг задумываться о своем будущем, это мне следовало бы делать раньше, а теперь я для этого уже староват.

– И как идут дела, месье?

– Спасибо, спасибо, жаловаться нам не приходится, – сказал Бертольд.

Множественное число было необходимо, чтобы подчеркнуть, как сильно все его семейство, к которому и я должен был бы себя причислить, выигрывает от успешного хода его дел.

– Скажи, Герольд, твоя коллега… эта госпожа Рамбусек…

– Рамбушек.

– Да, правильно, Рамбушек, которая нарыла такую крутую историю, про анонимного жертвователя в пользу бездомных…

– Тебе об этом известно? Ты что, неожиданно стал читать «День за днем»? – спросил я.

– Ну что ты, с чего бы вдруг, – сказал он и засмеялся тяжело-индустриально, это была такая смесь из сарказма и сигарного кашля. – Просто и серьезные газеты зацепились за эту историю, зацитировали вдоль и поперек заметки и интервью этой Рамбушек.

– Кстати, о серьезных газетах. Я собираюсь уволиться из «Дня за днем», – сообщил я.

Это, впрочем, не соответствовало действительности, сама мысль пришла мне в голову ровно за три секунды до того, но чувство свободы опьяняло: произнести эту фразу и увидеть оторопелые лица.

– Ты хочешь уволиться? Боже мой, но почему? И куда ты пойдешь? – забеспокоилась Гудрун.

– В «Новое время». Мы ведем переговоры.

Это было произнесено так быстро и убедительно, что я сам в ложь чуть было не поверил.

– Круто, – сказала Флорентина и улыбнулась.

Уже одним этим окупилось напряжение моей фантазии. Правда, «Новое время» в медийном ландшафте не считалось значительным изданием, но оно было леволиберальным, претенциозным и молодежным. Одно из немногих печатных СМИ, за которое было не стыдно ни авторам, ни читателям.

– И в какой функции тебе там нашли применение? – спросил мужчина с сигарой.

Гудрун можно было только пожалеть за то, что она замужем за человеком, которому не приходит в голову ничего, кроме функции и применения, когда речь заходит о взятии новой профессиональной высоты.

– Видимо, в области культуры. Музыка, искусство, литература – посмотрим, – сказал я.

– Ну, тут я и впрямь ошарашена, – вставила Гудрун.

Это значило, что она не поверила ни одному моему слову. Или поверила только первой части моего заявления – а именно что я собираюсь уволиться из «Дня за днем». Тогда ей пришлось бы донести это до сведения своего играющего в гольф отца. Нет, такую свинью я не мог ей подложить. Но мысль насчет «Нового времени» была действительно хороша.

В пятницу на одиннадцать часов неожиданно назначили редакционное совещание. По-настоящему неожиданным в этом было то, что я то ли мог, то ли должен был принять в нем участие – в зависимости от того, как на это посмотреть. Одиннадцать часов утра, признаться честно, было не совсем мое время, я в такой час вроде как присутствовал, но мое кровообращение еще только поджидало взмаха флажка на старт к первым тренировочным кругам для разогрева. Однако Норберту Кунцу удалось сравнительно быстро и впечатляюще эффективно меня растормошить.

– Дорогие коллеги, у меня есть радостная новость для нас всех. Поступило еще одно анонимное денежное пожертвование. На сей раз в дневные детские ясли. Опять в белом конверте без обратного адреса или какого бы то ни было намека. Опять десять тысяч евро наличными. И самое великолепное в этом… – тут он набрал полную грудь воздуха, – в конверте рядом с деньгами опять соседствовала вырезка из «Дня за днем».