– Все.

Ратник, недоверчиво хмыкнув, осторожно пошевелил пальцами, потом подвигал предплечьем, всей рукой и с удивленной улыбкой глянул на воеводу.

– Как рукой сняло. Будто и не было ничего.

Хмурый воевода протянул ему руку, помог подняться.

– Все, – скомандовал он своим бойцам. – Хватит на сегодня с вас упражнений. Расходитесь пока.

У кого дела – по делам. А кому делать нечего, тем отдыхать.

Разбирая рубахи и оружие, угрюмые ратники потянулись к выходу, бросая на ведуна тяжелые взгляды. Дождавшись, пока все покинут площадку, воевода повернулся к ведуну.

– Думалось мне, что бойцы из твоего братства не для того колдовские секреты осваивают, чтоб соплякам пыль в глаза пускать. Ошибался я?

– Да нет, – усмехнулся ведун. – Все правильно. Только знаешь, воевода, не всем думается так же, как тебе. Как только люди убеждаются в том, что я не очень-то отличаюсь от них – то есть по воде не хожу, в змея пернатого не превращаюсь и огнем по любому поводу не дышу, – у них, почему-то, сразу появляется желание проверить меня на прочность. Оно и понятно: знают, что убивать да калечить я их не стану, опять же, проиграть ведуну вроде как не зазорно, а уж если выиграешь – слава-то какая! Вот и лезут эти чудо-богатыри удаль свою на мне проверять. И если все время от схватки уходить, начинают они думать, что слабость во мне нашли.

– Самолюбие заедает? – мрачно усмехнулся воевода.

– Не без этого, – признал ведун. – Но главное в другом. Если в малом по носу им не дашь, так начинает им казаться, что они и на большее способны. Дескать, раз уж ведун нас опасается, то нежить-то и подавно убежит без оглядки. И суются эти незваные помощники туда, где им совсем уж делать нечего. Мне мешают, сами гибнут, других подводят. Вот и приходится мне, чтоб их упредить, давать некоторым наперед почувствовать, чего они на самом деле стоят.

– Затем и приходил? – недобро прищурившись, поинтересовался воевода.

– Да нет, – ведун кривовато усмехнулся. – Это как-то само собой вышло.

– Зачем тогда? – не отставал воевода.

– А вот посмотреть хотел на твоих бойцов! – помедлив, усмехнулся. – Не сгодятся ли они мне в званые помощники.

– Да уж какие мы, слабосильные, тебе помощники! – съязвил воевода. – Помеха только.

– Если без ума да без спроса в дело полезете – тогда помеха. А стали бы делать как говорю, глядишь, и помочь смогли бы. Что до слабосильности, – ведун заметил, как дернулся воевода, и по губам его скользнула слабая улыбка. – Так порой и песчинка ничтожная может чашу весов на нужную сторону склонить.

Разговоры о «ничтожных песчинках» окончательно вывели воеводу из себя, однако он нашел в себе силы сдержаться. Только зубами скрипнул да кулаки сжал так, что костяшки побелели.

– Ну и что, годимся мы тебе в помощники?

– Нет, – покачал головой ведун.

– Что так?

– Гонору в твоих бойцах многовато. Молодые они еще. Все хотят удалью выделиться, в герои метят. Не знаю, может, на бранном поле это и хорошо, а для охотника такое настроение – верная смерть.

– Так мы и не охотники, – свысока глянув на ведуна, надменно бросил воевода.

– Так я и говорю! – поддакнул тот. Воевода сам не понял почему, но это ничего вроде бы не значащее замечание ведуна задело его за живое.

– Не годятся тебе молодые, так возьми зрелых бойцов, – неожиданно для самого себя предложил он. Ведун в ответ снова покачал головой.

– У них опыт за плечами. Они на собственной шкуре испытали, почем фунт лиха, и теперь точно уверены, что плетью обуха не перешибешь. Не в пример молодым, они уже доподлинно знают, что человек перед оборотнем все равно, что мышь перед лисой. Такие помощники мне и подавно не подойдут. Придется уж одному.