* Випассана – одна из методик многодневной буддийской медитации.

«А я? Что здесь делаю я?» – навязчиво засвербело в голове. Внятных ответов не находилось. Всего несколько дней назад я прекрасно проводил время в Сайгоне, собирался продолжить путешествие по южному Вьетнаму, и покидать эту страну в ближайшие месяцы никак не планировал. Но вдруг на меня что-то нашло, и я неожиданно решил уехать. Зачем?.. Я не имел ни малейшего понятия. Ладно. Пускай всё это звучит странно, но в Азии подобное иногда случается.

В кармане обнаружился пакетик с кокосовыми конфетами, и я, шурша обёрткой, принялся разворачивать одну. Лежащий неподалёку рыжий пёс лениво навострил уши, тяжело встал и побрёл в мою сторону. Улёгся рядом, шумно и с подчёркнутым страданием вздохнув. Я протянул ему конфету. Пёс поводил носом и, не поднимая головы, вздохнул снова.

– Ну как хочешь, – сказал я и принялся жевать конфету сам. – Понимаю твоё страдание, сам маюсь. У вас тут всегда всё так медленно?

Пёс закрыл глаза и задремал.

Потом я опять бродил по пальмовой аллее, слушал рассказ датчанина про затерянную в джунглях пирамиду смерти, болтал с Бранкой про махаяну и тхераваду* и в конце концов снова вернулся под пальму. Пора было и мне определяться, что делать дальше, потому что полное отсутствие планов начинало уже здорово беспокоить. Скоро нам раздадут паспорта, через несколько часов мы будем в Пномпене, я найду гестхаус, поселюсь в нём на ночь или две, а дальше?

* Махаяна и тхеравада – два направления буддизма.

Но чем сильнее я думал, тем больше ускользало от меня это самое «дальше», потому что дальше мне не хотелось ничего. Я чувствовал себя птицей, которая может лететь, куда захочет, но поскольку она не понимает, чего хочет, то и не знает, куда же ей всё-таки лететь. Помучившись с полчаса и так ничего и не решив, я махнул рукой: раз события не хотят проявляться, не буду их торопить – авось всё уладится само.

•••

– Ну? Вытащил что-нибудь из анналов своей памяти, или ты заснул? – Вероника выдернула меня из потока воспоминаний, нетерпеливо потолкавшись локтем. Протянула коробочку с семенами лотоса: – Угощайся.

– Анналов! – усмехнулся я, взял семечко, напоминавшее недозрелый жёлудь, и принялся очищать от кожуры. – Нечего там вытаскивать. Просто так я приехал, сам не знаю, зачем.

Автобус слегка покачивало. Я заглянул через Веронику в окно. Мимо проносились заросли низких пальм, похожих на птичьи хохолки, возле дороги кучковались дома, а где-то вдалеке выныривали из тумана и прятались обратно высокие холмы с зелёными нахлёстами тропического леса. Красиво. Дорога к Сиамскому заливу, куда мы уезжали сейчас из шумного Пномпеня, оказалась гораздо живописнее, чем я предполагал.

– Что значит «сам не знаю, зачем»? – Вероника с недоумением посмотрела на меня. – Тогда вспоминай снова!

– Ты что, смеёшься? – удивился я. – Я тебе говорю – просто так я приехал.

Она похлопала меня по плечу и заявила:

– Просто так – это здорово. Только ты врёшь и что-то от меня скрываешь.

Она не улыбалась, и ни в её голосе, ни во взгляде не было даже намёка на шутку.

– Чего скрываю? – опешил я.

Вместо ответа Вероника так недобро и подозрительно посмотрела на меня, что я поёжился.

– Послушай, – выразительно произнёс я, – три дня назад я даже не думал никуда ехать. Сидел себе в Сайгоне. Что ты ко мне прицепилась?

Непонятно почему, но эти слова разозлили Веронику. Подозрительность во взгляде сменилась убеждённостью, и она с едва слышной угрозой прошипела:

– А ведь ты даже не понимаешь, кому врёшь…

– Ника, прекрати, – я поёжился от того, что на мгновение мне показалось, будто из-под ног ушла почва.