– Это не случайное совпадение, Ника…

– Разумеется, – пожала она плечами. – Это синхрония.

– Синхрония? События без причинно-следственной связи, но объединённые общим смыслом? – я вспомнил, что когда-то читал об этом целую книгу.

Вероника кивнула.

– Теперь понимаешь? Нас свели знаки, которые указали на одно и то же. Они указали на того, кто поджидает нас обоих за ближайшим углом.

– Кто поджидает? – я похолодел.

– Ну как кто? – в Вероникином голосе послышалось нетерпение. – Лепесточный пёс нас поджидает. Ну или собакоголовый, как ты его назвал.

– А… он кто?

– Вот скоро ты сам его об этом и спросишь.

– Э нет, так не пойдёт! – воскликнул я. – Говори, что ты от меня скрываешь?

Вероника развела руками.

– Ничего не скрываю. Просто я пока не знаю, кем он окажется для тебя.

– А для тебя?

– А для меня он – сверхъестественная сущность, родственная моему проводнику.

– Какому ещё проводнику?

– В царство мёртвых, – туманно усмехнулась Вероника.

Я занервничал.

– Ника, ты можешь объяснить нормально? Мне сейчас совсем не до шуток!

Она слегка прищурилась и сказала:

– Нормально? Ни одно из моих объяснений не покажется тебе нормальным, так что давай оставим эту тему.

Но так просто оставить это я не мог и принялся лихорадочно соображать. Серьёзно относиться к каким-то проводникам в царство мёртвых было, разумеется, невозможно, однако и проигнорировать вскрывшиеся совпадения не получалось. Я буквально кожей чувствовал, что Вероника что-то знает про всё это, и знает достаточно, чтобы не особенно-то удивляться происходящему. Но почему она скрывает это от меня? Я попробовал зайти с другого бока и спросил:

– Ты действительно уехала из Лаоса только потому, что что-то там увидела в фонтане?

– Да, – кивнула она. – Потому что это «что-то там» было знаком. Я так живу.

– Как «так»?

Вероника встряхнула волосами и улыбнулась.

– Следую знакам и ничего не планирую.

– В смысле? Ты про какие планы? – не понял я.

– Про все. И про жизненные, и про сиюминутные. Когда начинаешь следовать знакам, не то что не знаешь, что ждёт тебя за поворотом – не знаешь даже, когда появится сам поворот. Сам понимаешь, что любое планирование в таких условиях совершенно бессмысленно.

Моё воображение немедленно нарисовало, каково это жить вот так – в неопределённости, без планов на будущее, не зная, что случится в следующий момент. Сначала я решил, что это невозможно – так люди не живут. Однако Вероника говорила об этом настолько спокойно, а в её взгляде читалась такая искренность, что пришлось признать: похоже, она действительно так жила. И мне это совершенно не понравилось.

– Знаешь, мне даже не хочется представлять такую жизнь, – честно признался я. – И этот твой Лепесточный…

Вероника удивлённо вскинула брови.

– Не хочется – не представляй. А что Лепесточный? Ты его уже боишься?

– Но ты же не серьёзно мне эти сказки рассказываешь?

Она вдруг вплотную приблизилась ко мне и зашептала в самое ухо:

– Верно, это сказки. Но ты никуда не денешься от того факта, что мы вляпались в одну и ту же сказку. А ведь сказка запросто может становиться былью. Хочешь ещё? Собакоголовый – это не всё, что ты забыл. Например, кое-что случилось накануне твоего отъезда из Вьетнама…

Не успела она закончить свою речь, как в моей голове что-то щёлкнуло, и события последних дней выстроились в единую цепочку. Я как на ладони увидел причину своего поспешного отъезда из Сайгона, а точнее – заново пережил ключевой эпизод, который необъяснимым образом оказался стёрт из моей памяти.

– Я вспомнил! – судорожно вздохнул я и начал подробно рассказывать о нём Веронике.