У свежей могилы родственники и коллеги сказали несколько слов об умершей, но Богданов молчал. Я знала этот его мученический взгляд, много раз я видела в школе, как он хочет что-то сказать, но не может. Тем более сейчас, на публике, когда все ждут от него скорбной речи.

– Она так неожиданно умерла, – сказала я. Голос у меня дрожал, но я должна была отвлечь внимание от друга, – ни я, ни Андрей этого не ожидали, и нам до сих пор кажется, что все это – дурной сон. Она всегда была такая деятельная, веселая. Я горжусь тем, что она любила меня, даже в шутку называла будущей невесткой. Мне будет ее не хватать, а ее сыну – тем более. Мы будем очень скучать…

Я переплела наши с Богдановым пальцы, и мы вместе бросили горсть земли на крышку гроба. Андрей впервые за день посмотрел на меня и коротко кивнул в знак благодарности.

Боже, как ему сейчас плохо…

Я была удивлена, что Богданов самостоятельно приготовил еду для поминок. Приехав после похорон в его квартиру, люди ели и тихонько разговаривали. Андрей ничего не ел, лишь выпил несколько стопок водки. Он даже не замечал, что все понемногу расходятся, произнося дежурные слова соболезнований.

Наклонившись к нему, я спросила:

– Можно, я останусь?

Богданов пожал плечами.

– Андрей?

– Да, – он кивнул, на секунду выходя из ступора, – останься, если можешь.

Пока родственники расходились, я мыла посуду на кухне. Жаль, что я не смогла приехать раньше и помочь с готовкой! Теперь хотя бы помогу все убрать. Мытье посуды совсем не тяготило, наоборот, помогало немного отвлечься. Намыливая очередную тарелку, я прокручивала в голове варианты беседы с Андреем, пыталась подобрать слова, которые могли бы подбодрить его.

Выйдя в зал, я оторопела. Богданов сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и пил водку прямо из горлышка бутылки.

– Эй, эй! – я подбежала и отобрала у него бутылку. Как минимум половины жидкости уже не было.

– Отдай, – огрызнулся он.

– Не надо, Андрей.

– Я хочу напиться. В стельку, ясно? Так что лучше проваливай.

Язык у него заплетался, а взгляд стал очень злым. Я частенько ходила с Валей в клуб, иногда немного выпивала, но Богданова пьяным я не видела никогда.

– Я не запрещаю тебе пить, я не твоя нянька, – мрачно сказала я, доставая из шкафа две стопки, – просто не напивайся в одиночку.

С наполненными стопками я уселась рядом на ковре.

– За твою маму, – сказала я, залпом выпивая водку. Ни разу в жизни ее не пробовала. Жидкость обжигала горло, камнем падала в желудок и согревала изнутри, – она была хорошая.

После еще одной пары стопок Андрей, уткнувшись лицом в колени, хрипло сказал:

– Я не думал, что она может умереть…вот так, внезапно…Я пытался ее разбудить, думал, она просто простыла и решила не идти на работу. Даш, я не знал…вдруг я мог помочь, а я просто спал, и не было никакого предчувствия беды, о котором все говорят. Я преспокойно спал, когда она…

Его плечи вздрагивали, он весь сжался в комок. Я подвинулась ближе и обняла его.

– Андрей, ты не виноват. Держись…я с тобой, слышишь? Я с тобой.

Снова выступили слезы, но я не стала их вытирать: может быть, Андрей поймет, что при мне не стыдно проявлять свои чувства, и тоже поплачет. Но он лишь напряженно всматривался в какую-то точку на стене, и вдруг заявил:

– Мой отец умер не просто так.

– Что?

Богданов молчал так долго, что я решила – он не хочет отвечать. Но, наконец, он произнес:

– Мама его разлюбила, они собирались развестись.

– Ой, – я прижала руки ко рту, – я не знала.

– Отец всегда был осторожен за рулем, – продолжал Богданов, – но в тот день он просто с ума сошел от горя, ничего вокруг себя не видел. Я уверен, того столба, в который врезалась его машина, он тоже не заметил. Знаешь, папа был однолюб, как мой дед. Как, может быть, и прадед. Как и я.