– Ладно, – Андрей слегка пожал мою руку, – если ты не можешь поговорить с мамой, позвони подруге.

– Вале?

– Да. Можешь пригласить ее сюда. Я думаю, женское общество тебе не повредит.

– Хорошо, – согласилась я, – так и сделаю. Только сначала схожу в ванную.

На этот раз я уже могла принять душ самостоятельно. Посмотрев на себя в зеркало, я удивилась: синяки и отеки почти прошли, лицо выглядит здоровым и даже красивым; кожа отдохнувшая, а взгляд – ясный. Взглянув на меня со стороны, никто даже не догадается, что случилось. Я смогу жить, как ни в чем не бывало. Почему-то от этой мысли мне стало горько. Если человек попадает в аварию, у него есть несколько недель или месяцев на то, чтобы оправиться от травм. А как же я? Ведь я лишь кажусь нормальной. На самом деле, моя душа порвана в клочья, и, лежа клубком на кровати, день за днем, я не могу заставить ее снова стать целой. Сколько нужно времени, чтобы придти в себя, я не знала, и, говоря по правде, не очень-то верила, что когда-нибудь стану прежней. Отдых не приносил никакого облегчения. Как бы мне ни хотелось вечно прятаться у своего друга, сбегая от реальности, рано или поздно придется вернуться домой.

Пройдя в кухню, где Андрей, по обыкновению, готовил обед, я испытала укол совести: после смерти матери мой друг перешел на вечернюю форму обучения, а днем работал на судостроительном заводе. Наверняка уход за мной разрушает привычный уклад его жизни.

– Андрей, – я наполнила соком два высоких стакана, – у тебя сейчас отпуск, или ты взял отгулы?

Он кивнул. Этот уклончивый ответ меня не устроил.

– Да – отпуск, или да – отгулы?

– Второе.

– Ну, значит, так, – сказала я, – это пора заканчивать. Мне уже лучше.

– Нет, – Богданов окинул меня оценивающим взглядом, – побудь еще пару дней.

– Хорошо. Но только ты ходи на работу, ладно? Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности. К тому же, я хочу быть полезной: приготовлю ужин, приберусь в квартире.

– Ты это брось! Тебе вредно!

Я фыркнула:

– Жить – вредно, слышал такое? И тем не менее, именно жить дальше мне придется.

– Живи, но не смей тут прибираться!

– Ладно.

Брови Богданова иронично приподнялись.

– Ты же сделаешь все по-своему и приберешься, да?

– Да.

Мы синхронно закатили глаза к потолку.

– Что ж, тогда сделаем уборку вместе, – решил Богданов, – тогда ты хотя бы диваны перетаскивать не будешь.

– Вот черт! Как раз хотела потаскать диваны, – деланно возмутилась я.

Андрей засмеялся. Это хорошо. Значит, я могу создать видимость того, что умею шутить. Как прежде.

* * *

Валя сидела на богдановском диване, не в силах ничего произнести. Я такое наблюдала впервые, обычно она – ужасная болтушка. Когда из глаз подруги потекли слезы, я забила тревогу и побежала искать бумажные платки. Их, конечно, не было – мужская квартира! – и я принесла Вале рулон туалетной бумаги.