Князь нервно рассмеялся, а женщина добавила:

– Да, увидишь прекрасную королевну, от которой все глаз отвести не смогут, а на пальчике у нее перстень свой с трезубцем Рюриковым, и скажешь всем: «Эта королевна моя дочь!»

Едва не спросил, с чего это Аннушка королевной станет, но Даниле не хотелось огорчать любимую, привлек к себе, крепко поцеловал:

– Так и будет!

Знать бы ему, как он через много лет узнает свою дочь по этому трезубцу!

Но князь над своими днями не волен, проведал и умчался, а Злата осталась растить детей и тосковать до следующей встречи. С тех пор она много раз перебирала дорогие подарки Даниила, но ни колты, ни что другое надеть ни разу не решилась. А уж Аннушке ее подарки и вовсе не давала, ни к чему девочке знать о Рюриковой крови. Потом… когда-нибудь потом… когда постарше станет…

Мать не успеет рассказать, и через много лет Аннушка, на свою беду, наденет эти украшения с Рюриковым трезубцем…

Когда княгине Анне донесли о рождении у соперницы сына, она была вне себя. Хотя у самой уже были сыновья и дочери, взыграла обида, выговорила князю все, обещала детям рассказать, а то и вовсе уехать с детьми к их деду Котяну! Даниил долго винился, обещал больше не бывать у Златы и долго обещание выдерживал, появился, когда сын уже сделал первые шаги.

И снова Анне донесли, нашептали. Снова была вне себя княгиня, только в этот раз решила не унижаться, ничего не выговаривать, не требовать, а прибегнуть… к ворожее, чтоб колдовством отвадить мужа от этой вдовы! Ее ближняя девка Марфа нашептала, что знает такую, ловкую да надежную, все сделает и никому про то слова не скажет. Княгиня – дочь половецкой царевны, но рядом не было никого материного, потому доверилась чужой.

Пришедшая баба оказалась действительно ловкой, она пришла, когда князя, как всегда, не было в городе, по покоям ходила, словно колобком каталась, глазки-бусинки цеплялись за все, все примечали. Анна поторопила:

– Делай, зачем пришла.

Ворожея показала, что не зря приглядывалась, тут же велела занавесить все иконки большие и малые, убрать крест нательный, потому как грех ворожить при кресте-то…

Княгине было не по себе, но потом вспомнила о сопернице и перетерпела, выполнила все, что требовала ворожея. Та сказала, что не по наговору князь привязан к той женщине, что дурного она ничего не мыслила, а потому, коли не желает княгиня на себя большой грех брать, то ничего дурного сопернице делать не станет. И на самого князя порчу наводить тоже не посоветовала.

– И что тогда делать, коли ни его, ни ее нельзя трогать?

– А могу я, голуба моя, сделать так, чтобы соперница твоя сама князя от себя отворотила.

Анна обиделась:

– Вот еще! Грех на душу брать, ворожить, чтобы моему мужу от ворот поворот дали?!

– То самый меньший грех, который совершить можешь. Она князя больше принимать не станет, он к тебе и вернется.

Анна хотела сказать, что он ей теперь не нужен, и вдруг подумала, что это будет хорошим наказанием Даниилу, если ему от ворот поворот дадут, и согласилась:

– Делай!

Баба что-то шептала, ниточки завязывала, песочком посыпала, дула, снова шептала, потом заставила и Анну дунуть.

– Не станет больше полюбовница твоего мужа у себя принимать!

Получив серебро и замотав его в грязную тряпицу, она успокоила Анну:

– А про детишек ее забудь, они и знать не будут, что княжьи.

Ворожея торопилась со двора, когда ее догнал рослый детина, кивнул:

– Туда пойдем, там возок стоит.

На соседней улице действительно ждал крепкий крытый возок, женщина уселась внутрь, закуталась в волчью полость и прикрыла глаза, слушая, как скрипит снег под полозьями и щелкает кнутом, торопя коней, тот самый детина.