– Но прошмандовок? – уточнила обманчиво невинно.

– Женщин.

– А, – протянула девчонка, – банальненько. Губы, сиськи, вместительная вагина… Умные, стало быть, не для тебя? Боишься на их фоне потеряться?

– Мозг, в наше время, ценная штука, и редко идёт вкупе с… симпатичными губами, сиськам и вместительной вагиной, но его наличие не возбраняется, как впрочем, и хорошие манеры, – дал понять, что всё ещё держал себя в руках, и выходку её раскусил.

– А, – понятливо закивала Юсупова, – а я типа, тупая, блядоватая и неадекватная? – фыркнула, словно другое и не задело. Я был уверен, что она сейчас взорвётся, и опять крушить всё будет, даже готовился к урагану, но она опять удивила:

– А какая нормальная девчонка будет адекватной, если её похитили из отчего дома и заточили, не зная где?! – позволив упасть обломку, развела руками. – А перед этим на глазах насиловали… "почти" мамочку и избили любимого папочку? – как-то уж больно театрально это прозвучало. Ни на миг не поверил негодованию. Если за отца она и могла на меня злиться, всё остальное – пустозвон.

– Я же молодая, – продолжала театр одного актёра Юсупова младшая. – У меня чувствительная психика. Очень хрупкая, – хреново играла, не вышибая из меня ни капли жалости и понимания. Не знаю, что прочитала на моём лице, но гримасу горечи сменила на улыбку:

– Мне срочно нужно лечение, – опять светилась солнцем пустыни, вызывая чесоточное желание стереть с её лица эту мерзкую, неестественную улыбку!

– У меня есть ремень. – Капли в стакан терпения уже помещались едва ли. – Он лучшее лекарство, – пояснил свою мысль.

– Всё же молодой плоти захотелось? – театрально подивилась, хлопая ресничками. – Или нравится процесс?

У неё словесный понос…

– Не прокатит, – наморщила нос девчонка. – Со мной будет скучно, на мне ведь даже трусов нет! Никакого удовольствия раздевания…

Я на миг опешил. А малолетка продолжала трещать:

– Вы же меня почти голой из дому выволокли! Ни щетки зубной, ни пасты, ни расчески, ни косметики! Ни шампуня, ни геля, ни белья! Нижнего, – значимо, – ни одежды приличней…

Вот теперь мысль, что стерва умнее, чем пытается показаться, укрепилась. Юсупова прикидывалась гнилой и пустоголовой сук*й специально, чтобы я сорвался и её либо грохнул, либо… вернул отцу, потому что я никогда намеренно не убивал детей. А от такой оторвы, для успокоения мозга, проще отказаться!

– Я не могу вот так жить ещё шесть дней, – обвела глазами комнатку. – Помимо одежды есть много разных мелочей…

– Единственный предмет гардероба, который у меня для тебя есть на данный момент – это наручники… Могу подыскать кляп.

– О-о-о, – опять губы зазмеились. – У тебя смотрю сексуальная фантазия заработала на полную, – нагло тыкала, специально показывая неуважение. – Обнажённая малолетка, прикованная наручниками, – нарочито протягивала слова, не сводя с меня серых глаз.

Даже стоя у врат Ада не признался бы, что картинка, которую эта стерва нарисовала, заставила член налиться кровью. Он и без того уже беспокоил озабоченностью к этой особе, а после столь откровенного заявления, аж дёрнулся, требуя немедленно свободы и последующего пленения тесной, влажной …

– Мур, – поиграла крутыми дугами красивых бровей Юсупова, – какой нехороший мальчик-Ханчик.

Перед глазами помутнело от слепой злобы. Руки зачесались заткнуть Юсуповское недоразумение. Немедля! Кажется, я только что познал, что значило «разозлиться до белого каления».

Смерть дочери и сестры меня оглушила, но не отупила, а сейчас я был на грани сорваться и проучить малолетнюю суч*у, не понимающую, что хлебало пора закрыть – и без того позволили много!