Варвара Валерьевна надела сарафан, который никогда не надела бы в городе, обула белые тенниски, покрутила в руках бутылку вина, раздумывая о её участи – не выпить ли бокал? Но передумала, улыбнулась, взяла пачку сигарет и спустилась вниз, на веранду.

На веранде в плетёном кресле сидела София Моисеевна, закинув ноги на табурет и курила.

– Присоединюсь? – спросила Варвара, выставив на стол бутылку и доставая сигареты.

– Немного пригубить, а там – как пойдёт? – улыбнулась София Моисеевна и крикнула: – Девочки! У нас вино, несите фужеры. Будем пить за новоселье.

– Ещё и курят! – свесилась с балкона Виолетта Леопольдовна.

– Здесь табличка – место для курения. Так что мы ничего не нарушаем, – отозвалась Варвара.

– Если не бережёте своё здоровье, поберегли бы окружающих!

– Если кому-то что-то не нравится – добро пожаловать отсюда! – проговорила Соня.

Варвара подмигнула и засмеялась:

– Доверять людям сейчас вреднее, чем курить.

– Вот уж точно.

– Мне не мешает, – ответила Лилия Леонидовна, неся бокалы. – Вы будете с нами? – обратилась она к Виолетте.

Та задумалась:

– Чем соседки так раздражают меня? Может быть, это я раздражаюсь от себя? Не устала ли я носить корону? И не давит ли она на мои мозги? Вот и сын с мужем сослали меня.

Виолетта развернулась и скрылась в номере. Лилия пожала плечами:

– Как хотите.

Открыла бутылку, разлила вино в четыре фужера и присела в третье кресло. На веранду вышла Виолетта.

– Простите, я… Это, наверное, старушизм, – наконец выдавила она. – Если я буду выделываться, назовите меня Леопардовной.

Ей это фраза далась с трудом, но предстояло жить вместе двадцать один день, надо налаживать отношения. Не воевать же весь отпуск. Она взяла бокал, одиноко стоящий на столе.

– Выкиньте в мусорку ваш нимб, он шибко давит на мозги, – хохоча произнесла София и выпила.

Виолетта расхохоталась так, как давно не смеялась, от души, громко, выплёскивая с хохотом злость, усталость, раздражительность. А ведь Софочка произнесла её слова, пришедшие в голову Виолетты на балконе.

– Может быть, не так уж она и плоха, – подумала Виолетта о Софии.

Остальные тоже развеселились, отпуск начался. Вина много не бывает, когда напиток в бутылке Варвары закончился, Лилия принесла своё. Женщины расслабились, познакомились, разговорились.

Мимолётные знакомства на курортах, в поезде предполагают лёгкие отношения с минимумом информации о себе и возможностью показать себя тем, кем хотелось бы быть на самом деле – лучше, круче, значимее. Или наоборот, проще, незаметнее. Смотря кто от чего бежит. Это возможность попробовать себя в новой роли, которую никак не удавалось сыграть в жизни.

София Моисеевна бежала от грусти, ей хотелось продолжать жить, работать. Она понимала, что её траур затянулся, она застряла в прошлом, а жить надо сейчас. Дети поступили правильно, ей надо сменить обстановку.

Варвара Валерьевна бежала от самой себя, от серости и застоя, от обрезанных крыльев и усечённых желаний, от никому не нужной, кроме неё, литературы, от однообразия и чувства потерянности времени, жизни, от оков и рамок. Это всё в одночасье стало её тяготить, а что делать с этим она не знала.

Виолетту Леопольдовну сослали, поэтому она воспринимала всё происходящее как ссылку, как наказание, как месть. Ей это не нравилось, но необходимо время всё обдумать и построить план. Какой план и в отношении чего она ещё не решила.

Лилия Леонидовна и сама не поняла, как она тут оказалась – так сложились обстоятельства. Активное участие мужа в её отъезде привело её к тому, что она здесь.

«Он заботится обо мне», – неуверенно подумала Лилия, то ли убеждая, то ли спрашивая себя. Она приняла отпуск как возможность написать картины для выставки, набраться эмоций и отдохнуть от вечной заботы обо всех.