Джо и Милли нырнули в маленькую бежевую палатку, вчетверо меньше той, что когда-то у них была. Куда это они? Туман задумчивости рассеялся, стоило только сомнению кольнуть его сердце. Холт вошёл в палатку.

Внутри еле умещались три койки, втиснутые вместе с двумя огромными сундуками, на одном из которых блестели золотые буквы «Звёзды скачек». Один небольшой деревянный ящик служил импровизированной книжной полкой, второй такой же – полкой для всякой ерунды.

– Смотри, пап, у меня уже лучше получается. – Сказав это, Джо схватил несколько яблок и принялся ими жонглировать. Они тут же посыпались на пол, и он принялся их собирать.

– Так, погодите, это и есть наша палатка? – Холт в смятении озирался вокруг. – Но у нас же была мебель, кровати, несколько комнат… – Как и подобает главным артистам цирка, у них с Энни была самая хорошая, самая большая палатка, в которой специальным пологом разделялись две спальни и пространство наподобие гостиной. Холт обеспокоенно оглядел койки – он даже не был уверен, что такое ложе выдержит его вес.

«Что же тогда Макс не продал?» – подумал он. В панике он бросился к сундуку с надписью «Звёзды скачек» и одним махом распахнул его. Сверху лежали стеклянные трубки и цветные чашки.

– Это что, игрушки? Что это такое? – Он выхватил какой-то предмет вроде воронки.

– Нет, не игрушки, – ответила Милли. – Это для моих научных экспериментов, – сказала она, нахмурившись: отец смотрел на содержимое сундука так, как будто там лежало что-то невообразимое. «Он тоже, как и Медичи, скажет, что мои занятия наукой – глупости», – подумала она. Мама хотя бы пыталась понять её и даже покупала ей на остановках разные химические наборы, пока была здорова.

Со слабой улыбкой на губах Холт устало опустился на койку. Положив на место воронку, он взял руку Милли в свою и притянул дочку к себе.

– Девочка моя, мы в цирке. В цирке. Чтобы выжить, надо быть практичным. – Он остановился, раздумывая. – Ты совсем не хочешь участвовать в выступлениях? Может, по части акробатики? Или канатоходцем?

Милли внутренне напряглась.

– А может, оно и не нужно, чтобы весь мир на меня пялился? Может, я не такая, как вы с мамой?

Холт оскорблённо поджал губы и встал с койки.

– Так! Кто устанавливает правила у нас в семье?

– Мама, – машинально ответил Джо.

В воздухе повисло напряжённое молчание. У всех в мыслях возник образ Энни – бойкой, ласковой, решительной и… живой.

– Ну-ну. Теперь это буду делать я, – наконец пробормотал Холт. – Иди в свою комнату.

– Это и есть моя комната. Это и есть все наши комнаты, – ответила Милли, задрав подбородок вверх.

Сдёрнув свою ковбойскую шляпу с крючка, Холт нахлобучил её на голову и твёрдо шагнул обратно к сундуку. На дне, к счастью, нашлось серебряное седло. Хотя бы его Медичи не продал.

– Смотри сюда. Знаешь, что это? Это – твоё наследство! – Он в гневе вышел из палатки, крепко сжав седло в руке.

– Пап, стой! Ты куда? – Джо подскочил к выходу и выглянул наружу.

– Да ты не бойся, – сказала Милли, последовав за ним. Они молча смотрели, как отец сновал туда-сюда. Наконец он подошёл к козлам для дров и перекинул седло через бревно. Повернувшись к детям спиной, он вскочил в седло. – Никуда он не денется. Он в тупике. Как и мы с тобой.

Холт Фарьер родился и вырос на ранчо, и он мог на глаз определить, какая лошадь будет послушной и надёжной, а какая скорей лягнёт тебя в зубы, чем даст себя оседлать. И он предпочитал именно второй тип: в том, как завоевать их доверие и выдрессировать, ему не было равных. Лошадей Холт понимал. А вот людей… с людьми было тяжелее. Он всегда говорил напрямую, что думает, а люди иногда говорили не то, что у них на уме, или пытались обвести Холта вокруг пальца. Так что по-настоящему он доверял только узкому кругу друзей, с остальными же был просто приветлив.