– Тогда я пошел?..

– Ступай. Пост принял…

Шубин оглянулся по сторонам, посмотрел вдоль дамбы. Пустынно кругом. Светят редкие фонари. Больше половины ламп не работают. Каждое утро начальники смен отмечают об этом в суточном журнале, однако всё остается по-прежнему. Люминесцентные лампы дорого стоят, а в кармане у завода пусто. И у мэрии пусто, не говоря о тощем районном бюджете.

Шубин закрыл изнутри дверь, посмотрел на часы и выключил освещение – так легче наблюдать за объектом. Главное – не пропустить проверяющего. Обычно приходит директор службы безопасности Осадчий либо его заместитель Ахмеров. Начальник ВОХР Зелинский, которому напрямую подчинялась охрана, являлся на дамбу довольно редко.

Тимофеич присел к столу и уставился в окно. Слева мост. Справа мост. За рекой, в четырех километрах от дамбы, темнел противоположный крутой берег. Словно восковое, светилось над ним здание мемориального комплекса.

В кирпичной будке имелось целых два этажа: верхний был построен для обзора, с четырьмя окнами – по одному в каждой из стен. Нижний этаж предназначался для обороны. Здесь глядели из стен небольшие окошечки, похожие на квадратные воронки – из них можно вести огонь под большим углом. Изнутри окошки забраны листовой сталью и закрываются на шпингалеты.

Когда-то давно на дамбе стояли деревянные будки, на манер собачьей конуры, в которой помещался всего один человек. Второму приходилось бегать снаружи, поскольку посты были парными.

Будки давно снесли. Посты сократили до одного человека. Да и сама охрана стала другой. Когда-то инженерные сооружения охранял милицейский взвод, насчитывающий до пятидесяти человек личного состава. Укрупнённый был взвод. И подчинялся он местному отделу внутренних дел.

Нет того взвода давно: завод отказался платить полиции за его содержание и создал свою охрану. Зато Тимофеич, оказавшись не у дел после службы, вспомнил про дамбу, пришёл в отдел кадров на завод, поговорил с начальником ВОХР, и его приняли. Работать здесь можно. Руководство к охранникам лояльно – лишь бы не спали да не пили на посту. Даже на рыбачьи снасти закрывают глаза. Мухобой – он ведь тоже человек…

Мухобой, мухобой, мухобоище. Тоже. Человек… Тимофеич неожиданно задремал, дёрнул во сне головой и проснулся. Затем поднялся с насиженного места и пошёл внутри помещения, словно рассерженный кот, из угла в угол.

Он вовремя заметил фигуру Осадчева – тот выплыл из тумана и направился к посту.

Тимофеич распахнул окно, выставил карабин:

– Стоять! – Пальцы ухватились за рычаг затвора.

Осадчий остановился. Посмотрела на часы.

– Не двигаться! Руки верх! Ноги шире плеч… Пароль…

– Ударник.

– Проходи, я затвор…

Осадчий продолжил путь. Тимофеич спустился вниз, открыл перед ним дверь.

– Всё нормально, товарищ полковник.

– Что ж, замечательно… Ахмеров, случаем, не приходил?

– Пока что не было.

Начальник вошёл внутрь.

– Что нового? – спросил.

– Да как вам сказать…

– В отдел к нам не собираешься?

Тимофеич внутри себя опять удивился. Как можно этого хотеть, когда зарплата в отделе меньше, а обязанностей больше? Да и работать там надо каждый день.

– Ты подумай. Должность старшего инспектора до сих пор вакантная. Нам нужен работник с опытом.

Тимофеич обещал еще раз подумать.

Полковник запаса развернулся и вышел из помещения. За порогом остановился и произнес:

– Карабин не советую высовывать из окна. Хоть и высоко, а всё-таки выхватить могут. Ухарей развелось…

Сказал и отправился дальше по дамбе. Та ещё тоже птица. Офицер ФСБ как-никак, хотя телосложения абсолютно невзрачного. И лицо у него такое же – как обмылок. Волосы вроде бы чёрные, лоб высокий, а вот глаза слегка вроде как щурятся. Сразу видно: лукавый, зараза. Прилип с вакансией, как банный лист к заднице.