С этой тревожной мыслью Гийом остановил фиакр сразу после моста Менял.

– Миледи, – сказал он, открывая окошко. – Прибыли…

– Хорошо. Спасибо.

– Что вы хотите сделать, позвольте спросить?

– Мне нужна одна из тех женщин, которыми, к несчастью, наводнены улицы, – ответила Анна-Мария, однако сочувствия или грусти в ее голосе не улавливалось.

– Вы хотите пойти одна? – осторожно спросил кучер.

– Я не боюсь… Или, что вернее, отказаться от своих намерений не могу.

– Тогда позвольте отправиться мне! – выпалил Гийом и сам испугался своей смелости.

– Не могу отпустить туда порядочную даму, – прибавил он через мгновение, видимо, чтобы поддержать собственный настрой, и, к его растерянности, возражения не последовало.

– Хорошо, – согласилась Анна-Мария и добавила: – Если кто-то из обитателей ночного Ситэ попытается остановить тебя, говори, что ты по поручению дамы, которая хорошо платит тем, кто выполняет для неё работу. По моим сведениям, эти люди ценят только две вещи: грубую силу и щедрость…

– …Как скажете… – выдавил Гийом, мысленно костеривший себя за излишнее благородство. – Кого же мне надо будет там спросить?

– Найди мне среди уличных женщин одну, подходящую по условиям: на вид не старше девятнадцати лет, со светлыми волосами… Насколько это возможно выглядящую лучше своих компаньонок и пока еще производящую достойное впечатление.

– То есть, – старый кучер потер массивный подборок, – не сильно испорченную улицей блондинку… И что ей сообщить?

– Приведи сюда. Хочу предложить ей заработать.

– А вы… останетесь здесь одна?

– Не волнуйся, Гийом. Я в состоянии за себя постоять… – ответила Анна-Мария и под вуалью промелькнула слабая улыбка.

Около двух лет назад.

Графу Шарлю Деберье было шестьдесят три года. Больше тридцати лет назад он стал вдовцом, а последние восемнадцать и вовсе жил в одиночестве, так как единственный сын предпочел имя, наследство и неустойчивую послереволюционную атмосферу Франции женитьбе на англичанке и побегу в Вест-Индию. Граф долго хранил в душе надежду на его возращение в Париж, но виконт, видимо, таивший на отца обиду, и не думал этого делать. Тем не менее, вопреки слухам, граф Деберье не мог заставить себя отречься от единственного сына, и щедро платил судовладельческим компаниям за то, чтобы команды побывавших на Барбадосе кораблей, собирали любую информацию о семье Антуана и о нем самом.

Когда в Париж пришло письмо от английского моряка Роджера Элфорда, сообщавшего о кончине Анны Элфорд-Деберье – супруги виконта, трагически погибшего четырьмя годами ранее, – старый граф уже знал о случившемся и готовился снарядить отдельную экспедицию в Вест-Индию, чтобы вернуть в Европу единственную внучку. Все совпало как нельзя кстати. Было решено, что Розалин в компании преданной служанки прибудет в Британию на корабле своего дяди, а затем все трое должны были отправиться во Францию.

Дни сменялись один за другим. Графу становилось все более не по себе. Он прислушивался к звукам на улице, вздрагивал от каждого дверного звонка и пытливо рассматривал любое приходящее письмо в ожидании вестей, но их не было. Что-то точно шло не так.

Проводив взглядом проехавшую по улице повозку молочницы, старый аристократ отошел от окна, уже третий раз за день обвёл взглядом свой кабинет, чуть задержавшись вниманием на огромном столе из темного дуба, и позвонил в колокольчик.

– Звали, Ваше Сиятельство? – дежурным тоном осведомился долговязый лакей в расшитой галуном ливрее.

– Сегодня не было почты, Рауль?

– Никак нет, Ваше Сиятельство, – и прибавил: – Если бы из Англии прилетела весть, я бы даже взял на себя смелость прервать ваш послеобеденный сон.