– Лариса? – Лука стыдливо потянул на себя одеяло. – Мы тебя разбудили? Извини…

– Да это не мы ее разбудили, а этот твой Манцов, снова трахается с очередной подружкой… а музыка?! Нет, вы только послушайте, под какую извращенческую музыку они все это проделывают?!

– Да брось, Вика, Виктор талантливый человек и сочиняет неплохую музыку. Просто у него нет своей студии, хорошего синтезатора… его никто не рекламирует, не раскручивает…

– Ну, давай-давай, раскрути его, помоги, протяни руку помощи… Бесстыжий! Нахал! Человек болен, и он пользуется этим… – И Вика, шумно дыша своей полной грудью, обтянутой шалью, смачно выругалась.

– А давайте пить чай, – вдруг предложил Лука. – Вставай, вставай, Викуся, нечего Манцова ругать, ему сейчас нелегко… За него только радоваться можно, что у него все с женщинами получается, а вот с меня что взять? У меня руки от слабости до сих пор дрожат, не то что остальное… Я раскис, разболелся… Хорошо, что вы, девочки, рядом со мной… Про работу и думать не хочу, так тошно сразу становится… Мне бы другим чем заняться…

– Это чем же, к примеру? – Вика помогла Луке подняться и как-то нежно, по-матерински, прижала его голову к своей груди. – Уж не ландшафтным ли проектированием?

– Именно! Не вижу в этом ничего смешного, – возмутился Лука. – Отвари мне яйцо. Хочу крутое яйцо с майонезом. Умираю.

Лара, глядя на эту парочку, вдруг почувствовала себя лишней.

– Слушайте, ребята, а не пора ли мне домой?

Сказала и тотчас пожалела об этом. Куда домой? Там же занято. В ее квартире теперь живет Чемберлен, быть может, до сих пор не спит и работает за компьютером. Приехать ночью к маме? Притащиться к ней посреди ночи: здрасьте, я приехала, не ждали? У мамы будет перепуганное лицо, влажные от слез глаза… Она такая чувствительная, вечно всего боится. И придется ей рассказать про квартиранта…

– Как это домой? – Лука схватил ее за руку и притянул к себе. – Мы так не договаривались. Разве тебе у нас плохо?

– Хорошо, да только что мне здесь делать? Я думала, что смогу помочь тебе, а тут Вика, и вы так прекрасно ладите.

– Лариса, ведь тебя все равно дома никто не ждет, – довольно бесцеремонно, но точно заметила Вика, глядя на нее чуть ли не с сочувствием. – Если бы тебя ждал, к примеру, муж, которого ты любишь, или ребенок, по которому ты соскучилась, тебя никто бы не остановил…

– Вика, тебе бы в прокуратуре работать… – пожурил ее Лука. – Разве можно вот так… жестоко?

И тут Лара вспомнила, как выдала Луке на-гора, еще там, в кондитерской, всю свою печальную историю о муже, который бросил ее ради одноклассницы. Первому, что называется, встречному. А он сказал ей, что хотел бы иметь такой нос, как у нее… Неужели все это было? Какой стыд…

– Меня действительно никто не ждет, я живу одна, – сказала она. – Здесь не надо быть психологом, чтобы понять это… Вот только до сих пор не могу взять в толк, как я тут оказалась… Наверное, мне было плохо, так плохо, что я уцепилась за Луку… Это ему показалось, что я пожалела его, а на самом деле это он пожалел меня… А теперь мне пора…

Она знала, что ее станут уговаривать остаться, и она в конечном итоге осталась. Они позавтракали в четыре часа вареными яйцами и кофе, а потом разошлись по своим комнатам. И снился ей Чемберлен, в рясе, торжественно-спокойный, даже величественный, сидящий за компьютером, на экране которого пузырилась свежая кровь…

Двери лифта открывались и закрывались. И этот неприятный шум заставил десятиклассницу Лизу Капкову выйти из квартиры, чтобы, успев просунуть руку, нажать на кнопку с цифрой 1, тем самым отправить лифт вниз. Лифт уже давно был неисправен и время от времени застревал именно на последнем, девятом этаже, где и жила Лиза. Было около десяти часов вечера, лестничная клетка была ярко освещена мощной электрической лампочкой. Здесь, на последнем этаже, было чисто, сюда редко забирались бомжи или пьяницы, а усилиями благообразной пенсионерки, жившей напротив сестер Капковых, на подоконнике ярко-розовыми цветами зацвели «декабристы».