– Лучше всего нам пойти в трапезную мирских братьев. Там сейчас, наверное, никого нет, все в церкви на вечерне.

Аэлис поняла, что победила. Эта маленькая победа наполнила её сердце детской радостью: за столько времени впервые ей не пришлось уступать. Она распрямила спину, как будто ей предстояло дефилировать на виду у всего королевского двора Франции, и вышла из кельи в сопровождении смирившегося новиция. Они молча шли по коридору, предназначенному для мирских братьев, и дошли до трапезной, которая и в самом деле была пуста. Рауль подошёл к шкафу кладовой и достал из кармана рясы тяжёлую связку ключей. Выбрав один из них, он открыл шкаф. В нём хранились соль, мёд, немногие специи, которыми повар приправлял постную пищу братьев, и мыло. Завтра придётся поговорить с келарем, чтобы он не думал, что мыло украли. Он отдал кусок мыла Аэлис, а она взяла кувшин с водой с длинного стола, за которым обедали мирские братья.

– Теперь нам надо вернуться, – сказал Рауль.

Девушка замерла, как будто ей явился святой или, скорее, как будто она узрела злого духа. Её глаза возбуждённо блестели, а бледные щёки порозовели. Она пристально смотрела в угол зала, и Рауль не мог понять, что такого удивительного было в стопке ряс, сложенных рядом с корзиной для грязного монашеского белья. Он испытал искушение выругаться: нельзя было терять времени, каждый миг, проведённый в общих залах и коридорах, таил в себе опасность. Он позвенел ключами, чтобы привлечь внимание девушки. Она обернулась, посмотрела на него, и выражение её лица так взволновало его, что он испугался. Во взгляде Аэлис читалась смесь странной решимости с чем-то вроде стыда. Рауль выронил ключи.

– Проклятье! – воскликнул он. Придётся прочесть лишний раз Pater Noster за сквернословие. Он наклонился, чтобы подобрать ключи, и стал шарить по холодным терракотовым плитам пола: в трапезной было темно. Найдя ключи, он собрался было выпрямиться, но вдруг услышал сухой стук. Потом вода из кувшина растеклась по его одежде, а осколки посыпались на пол. Последнее, что он услышал, были лёгкие быстрые шаги, будто рысь или пантера искала выход из клетки.

Готье Суйерский натянул сапоги и подпоясал длинную хлопчатобумажную рубаху кожаной лентой, к которой был приторочен меч. Прикосновение к коже холодных металлических колец кольчуги, что он надел на голое тело под рубаху, было ему непривычно, но приятно. Надев кожаный камзол, он накинул на плечи бордовый шерстяной плащ, отороченный мехом белого волка, и застегнул перламутровую пряжку на груди. По пути в парадный зал, где его ждал посланник Ротру Першского, слушал с удовольствием, как звенит меч, ударяясь о кольчугу. Румяная смуглая служанка столкнулась с ним на лестнице, торопливо поклонилась и прошла мимо. Готье с наслаждением потёр подбородок. Строгая монашеская дисциплина не позволяла предаваться плотским чувствам, и он послушно изгнал их из своего сознания; теперь он обещал себе, что с этих пор начнёт брать от жизни вдвойне. Но сначала отомстит Сент-Нуару. Впрочем, это тоже относится к удовольствиям.

Так, ухмыляясь и ощущая, что бодрый дух вернулся к нему, он предстал перед Варином из Лонрэ, сенешалем Ротру Першского. Его сеньор, граф, живо отозвался на послание Суйеров. Глядя на зверовидного гиганта-германца, замершего перед ним, Готье понял, что врага такого иметь было бы опасно. Тем лучше, сказал он себе. У него и жестокости хватит, и рука не дрогнет, когда придёт время решать те задачи, которые на него возложит Готье. Он начал с традиционной формулы вежливости:

– Варин Волчий Глаз, моё сердце переполнено благодарностью к нашему господину графу Першскому. – Германец не переменился в лице, только перевалился с ноги на ногу. – Нас оскорбили, и мы обязаны отомстить. Ты готов?