– Позаботьтесь о лошадях господ! Ну же, бездельники! Что вы стоите? Не позорьте мой дом своей медлительностью! – вскричал он.

Конюхи поспешили взять под уздцы лошадей, а слуги подхватили дорожные сумки и понесли их в покои. Аэлис никогда не видела, чтобы у кого-нибудь было столько слуг. Она знала, что Суйеры могущественнее её отца, но ощущать могущество так осязаемо – совсем не то, что слушать рассказы о нём.

– Прошу вас, – произнёс старик, – войдите в мой дом. Пусть он будет вашим так долго, как пожелаете, – он расхохотался. – Не принимайте этого на свой счёт, аббат. А то вы, пожалуй, можете поймать меня на слове.

– Я никогда не совершил бы такой ошибки, Ришер. Я слишком хорошо вас знаю, – произнёс аббат елейным тоном.

– Ладно, ладно. Вам давно уже не приходится жаловаться вашему доброму покровителю епископу Шартрскому, – перебил его Суйер. – Разве нынешние времена не почитаются у вас за чудо? Между нами наконец наступил мир, благодаря бесконечной милости Господа и ещё более бесконечным трудам его верного аббата. Монастыри вашего ордена растут кругом, как грибы, оплетая землю белой паутиной. А мои советники-священники только и знают, что подносить мне на подпись дарственные на земли и деньги для ордена цистерцианцев. Нет, аббат, жаловаться вам не на что, – повторил старик.

– Архиепископ будет рад узнать о вашей щедрости и богобоязненности. Я прикажу служить больше молебнов за спасение вашей души и душ ваших близких, – мягко ответил аббат. Слова его попали в цель: Суйер заморгал, вспомнив повод, по которому все собрались.

– Оставьте мою душу в покое. Прошу вас отслужить мессу по мальчику в моей часовне, раз уж вы здесь. Если бы это было возможно, я молил бы вас повернуть время вспять и вернуть мне моего единственного наследника. Но раз уж это невозможно, отслужите мессу и помолитесь, – пробормотал Суйер. Его бледная морщинистая кожа чуть потемнела от чувства смутно похожего на боль. Он взглянул на рыцарей, на Сент-Нуара и, наконец, на Аэлис. На лице его появилась гримаса, которая должна была, видимо, означать улыбку. – Ах! Простите мою нелюбезность, милая дева. Я вечно в одиночестве, не привык к компании, тем более, такой приятной, как ваша. Я тут заговорился, а вы стоите в грязи на ветру. Мои слуги о вас позаботятся, – опираясь на посох он сделал жалкую попытку поклониться.

Аэлис не знала, что ответить и ограничилась глубоким преувеличенно почтительным реверансом. Л’Аршёвек пришёл ей на помощь, радостно возгласив:

– Не одна только девушка замёрзла на этом чёртовом ветру. Неужто не найдётся доброго огонька, чтобы просушить наши кости?

Озэр молча посмотрел на него, взглядом как бы говоря: ты безнадёжен. Невозможно было объяснить Луи, когда следует вступать в разговор, а когда лучше воздержаться. Столько раз судьба его зависела от настроения собеседника, но Суйер, похоже, воспринял выступление рыцаря доброжелательно.

– Экий храбрец! И не удивительно: ведь он из вашей свиты, Сент-Нуар. Однако голову бы дал на отсечение, что это придворный шут, судя по его щегольскому наряду. Как бы то ни было, он прав. Пойдём в гостиную, там у камина вы восстановите силы.

И не теряя больше времени на разговоры, все направились в замок.

Глянув в широкое окно второго этажа, Аэлис увидела, как слуги озабоченно снуют туда-сюда по двору замка. Поварята волокли коровьи ляжки, бараньи ножки и огромные корзины из ивовых прутьев, полные яблок и груш. Тем временем эконом вручал кошельки торговцам, только что доставившим продукты. Дверь на кухню была открыта, и можно было разглядеть огромные, разложенные прямо на полу костры, на которых в огромных котлах варились соусы, супы и приправы. Помощники главного повара непрерывно помешивали варево. Мощный аромат кушаний доносился в столовую и щекотал ноздри едоков ещё до того, как блюда подавались на стол. Суйер знал, чем угостить путников после утомительного путешествия, пища и вино прекрасно восстанавливали силы. Теперь служанки торопливо выносили блюда с остатками жареного на вертеле мяса и миски с бульоном, а собаки с наслаждением принялись за кости. В очаге пылал огонь, и изображения воинов со шпалер, висящих на стенах зала, казалось, оживали в его отблесках. Пол устилали не солома и не опилки, а шкуры медведей, волков и неведомых Аэлис животных. Сам Суйер сидел, укутав колени чёрной блестящей шкурой с огромной зловещей мордой, похожей на кошачью, и холодными зелёными глазами.