– Маша померла, – утирая передником слезы, ответила Люба.
– Как? Я же это… Только что ее видел. Она за колхозным творогом в очереди стоит.
Образовалась тишина.
Николай ничего не слышал. Одна и та же мысль кружилась в голове: «нет мамки больше… нет мамки… как же мы теперь?»
– Коль, очнись, когда мать-то померла? – теребя его за плечи, спросила Галина Петровна из соседнего подъезда.
– Я… Я только сейчас узнал от тетки Симы, – онемевшим языком медленно вымолвил Колька.
Все посмотрели вопросительно на Симу. На ее круглом лоснящемся лице появилось удивление.
– Как от меня?
Она настолько растерялась, что не смогла сформулировать ни одной мысли по поводу своего умозаключения.
Все терпеливо ждали объяснения.
– Как от меня… Ты ж это… С иконой, весь взволнованный… Я ж икону-то увидела и… Так просто с иконами не бегают… Выставил ее вперед… Ох, Господи…
– Я икону Михал Михалычу нес, – слова, застрявшие где-то в грудной клетке, еле произносились.
Все посмотрели на профессора.
– Ну да, мне нес икону.
– А я же подумала, померла Машка. Ты же, Колька, с иконами-то никогда не бегал.
Пот струился по Симиному красному, как мак, лицу.
Первой засмеялась Любовь Всеволодовна, за ней все остальные, кроме Кольки.
Из-за угла появилась Маша с двумя сумками. Николай так обрадовался, что сам себе удивился. Он бросился к матери, взяв из ее рук продукты.
– Что за сбор? – спросила она.
Но все быстро разошлись, оставив Машу с сыном одних.
– Так что случилось-то, сынок? – спросила Мария.
– Пошли, мать, домой, на солнце вредно стоять, – Коля открыл дверь дверь подъезда.
Глава 8
Весь вечер Николай просидел дома. Это был редкий случай, когда ему не хотелось никуда идти. Солнце уже давно отправилось на покой, освобождая людей от жары и суеты. В кладовке дышать было нечем, не спасал ни вентилятор, ни дверь, распахнутая настежь. Лежа на диване, Колька пытался понять, что за история такая произошла с ним. Ему совсем не нравилось его непривычное состояние. Вместо веселой компании где-нибудь в кафешке или в постели у Ирки, нынешней пассии, он лежит дома, думая Бог знает о чем о чем.
– Мам, поди сюда.
– Чего, сынок? – мать вошла в комнату с дуршлагом в руках. – Макароны вам сварила. Ты не болен часом?
– Мам, ты почему меня Николаем назвала?
– Так это… – Мария присела на стул. – В честь святого Николая Чудотворца.
– А почему в честь Чудотворца?
– Так я ему молилась. У меня угроза выкидыша была.
– А что это значит?
– А то и значит, если бы не Николай Чудотворец, тебя и не было бы на этом свете.
– А Зинка?
– А что Зинка? С ней я нормально ходила. Да и в церковь уже не было времени бегать.
– То-то и видно по ней, – усмехнулся Николай.
– Чего видно-то, а? Я вон за тебя молилась, молилась, да и сейчас хожу в церковь, свечки ставлю, чтобы ты за ум взялся.
– Кому свечки ставишь?
– Так Николаю Чудотворцу и ставлю. Сынок, надо на работу устроиться. Душа болит, глядя на тебя, – мать украдкой вытерла слезы, появившиеся на уставшем лице.
Николай подошел к распахнутому окну.
– Прямо мистика какая-то!
– Ты о чем, Коль?
– Да ни о чем… О жизни. Часто ходишь?
– Куда, сынок?
– Да в церковь, – раздраженно рявкнул Николай.
– Хожу, когда время есть. Работаю ведь с утра до вечера. Зинке-то вон сколько надо.
– А кстати, где она, время-то не детское?
– Так Зина всегда так приходит, когда погода позволяет. Тебя-то нет, и она туда же.
– Я ей покажу «туда же»… – ему было неприятно слышать слова матери.
Из коридора донеслись звуки открывающейся двери.
– Вот и она, легка на помине. Ты поговори с ней, сынок, мала ведь еще так шляндать. Пойду, вам макароны положу.