Бабушка пришла со мной к тёте Настасье Аксёновой, вдове. Мне говорят:
– Иди, поиграй с Толей.
Толя – младший сын тёти Настасьи, мой ровесник Толька. Нам дают санки, и мы катаемся с Толькой с горки в его дворе. Замечательная горка! Замечательный зимний день! Этот Толька запомнился надолго: вежливый, тихий, темноглазый мальчик. Жаль, что не живёт близко, как Толька Барабанов.
На речку. Бабушка настирала в корыте и несёт к проруби бельё полоскать. Я с ней, за ней. Но бабушка не разрешает подходить к проруби близко:
– Не подходи, пимишки1 намочишь. Стой, где стоишь!
Идём назад с ворохом выполосканного белья, бабушка развешивает на верёвке во дворе, я подаю прищепки. Бельё на морозе застывает, превращается во что-то картонное, и мне кажется, если попробовать согнуть вот эту простынь, то она переломится по месту сгиба. Ой, как хочется взять и хрусть!
– Не тро-ожь! Что за ребёнок…
Весна. Выхожу на крыльцо, вижу вдалеке, на той стороне, нежно-сиреневые холмы – это там поляны лиловых и белых подснежников. Кукует кукушка.
– Кукушка, кукушка, скажи, сколько лет мне жить?
Кукушка, чуть подумав:
– Один. Два. Три. Четыре…
Дальше – много.
Лето, осень. Мама работает в школе в Сидорёнково, и живёт с нами! Нас теперь в избе «много»: бабушка, две дедушкины – бабушкины младшие дочки, мама и я. А дедушка перебрался в тайгу, «поближе к своим братьям-староверам», взял с собой ульи и уехал в тайгу.
…Выпал передний зуб. Как это получилось – не понимаю, выпал передний зуб, обезобразив мой облик, моё отражение в зеркале, что над столом в кути2. Бабушка мне говорит:
– Давай-ка я тебе подравняю чёлку. Сядь… Расплети косички.
Сажусь на стул, что как раз напротив висящего над столом зеркала. Расплетаю косички. Расплела.
– Наклони голову… Не вертись.
Наклоняю голову, не верчусь, слышу монотонное жужжание машинки… Наконец, бабушка говорит:
– Всё.
Я встаю. Смотрю вверх, в зеркало… Беззубое бритоголовое чудище смотрит на меня сверху. Я – в слёзы:
– Баба, что ты наделала-а-а-а!..
– Да не реви ты, волосья-то скоро отрастут, будут ещё лучше, гушше.3 И зуб… Вырастет новый, это был молочный. На вот панамку, надень.
Даёт мне коричневую панамку, которую я натягиваю до самых бровей, за что получу прозвище Япошка. Это чуть потом, а сейчас, вообразив что «скоро» – дело нескольких минут, успокаиваюсь, выхожу из дома – навестить маму в школе. Зуб был молочный, вырастет новый. И волосы скоро отрастут. Иду, иду вдоль обрыва… Здание школы… Вхожу, топаю по длинному тёмному коридору… Мамин класс, должно быть, слева. Распахиваю дверь: точно, её класс. Я – врываясь, радостно:
– Ах, вот вы где! А я вас искала!
Мама: гневное лицо. Подскакивает ко мне, молча распахивает дверь, даёт мне хорошего пинка, я выкатываюсь в коридор, качусь по полу, панамка с головы слетает, обнаруживая лысый череп. Дверь за мной захлопывается. Встаю, плачу, иду назад. Ужасный день. Мама потом скажет, что у неё в классе была комиссия из РОНО, потому… А я – я с тех пор я часто повторяю про себя, посмеиваясь над собой перед лицом очередных неудач:
«Ах вот вы где, а я вас искала!»
Расставание с родиной. Мама собралась на Дальний Восток, работать в деревенской начальной школе. Завербовались мама, и с ней её подруга Анна Ефимовна. Собраны все вещи, завтра нас с дочкой Анны Ефимовны Томой повезут в город, где я впервые увижу поезд, на котором мы поедем на этот Дальний Восток. Я иду к соседу через огород Ваньке, беру его за руку, подвожу к моей яме-мастерской. Сделав широкий жест рукой:
– Вот, теперь это всё твоё!
Вдруг, чувствую, из глаз моих хлынули слёзы. Плачу молча, удивляюсь: отчего я плачу, если меня никто не бьёт?