Отряды Семенова и Калмыкова с самого начала своего создания оказались в сфере внимания представителей союзного (Антантовского) командования на Дальнем Востоке, особенно японцев. Японцы проявили интерес к есаулу Семенову еще в начале 1918 г. По заданию японского Генштаба изучить личность Семенова и его возможности в борьбе с большевиками было поручено подполковнику Куросава Хитоси, начальнику харбинской резидентуры. В ходе встреч Куросавы и забайкальского есаула выяснилось, что Семенов питает надежды на помощь со стороны японцев. Кандидатуру Семенова, в качестве антибольшевистского деятеля, которому стоило бы оказать помощь, поддержали генерал-майор Накадзима Масатакэ, сменивший Куросаву на посту главы харбинской резидентуры, и Нисихара Камэдзо, один из самых влиятельных японских предпринимателей на Дальнем Востоке, тесно связанный с разведкой. К концу февраля 1918 г. правительство Японии приняло решение об оказании помощи Семенову. Вскоре в семеновский штаб прибыли девять японских офицеров, занявших посты советников и инструкторов. Подполковник Куросава лично курировал Семенова в Харбине. Резидент японской разведки Андзё Дзюнъити занимался рекрутированием японцев в ОМО. К апрелю 1918 г. в отряде насчитывалось 346 японских военнослужащих запаса от офицеров до рядовых [Полутов, 2012, с. 75, 76].
Внимание японской разведки к Калмыкову было проявлено благодаря рекомендации японского агента Алексина. В феврале 1918 г. генерал Накадзима пообещал помощь Калмыкову и командировал из Владивостока в Иман капитана Ёко Нориёси, который безуспешно пытался оказать влияние на Войсковой круг Уссурийского казачьего войска в деле избрания Калмыкова войсковым атаманом. В дальнейшем капитан Ёко осуществлял связь с Калмыковым посредством разведывательного пункта Корейской гарнизонной армии на ст. Пограничная [Зорихин, 2015, с. 9]. Нужно отметить, что японские разведывательные органы, в частности Японская военная миссия (ЯВМ), прилагали большие усилия по созданию разведсети из русских сотрудников, вербуя их из числа офицеров и гражданских лиц. В 1921 г. ежемесячные выплаты японским агентам составили более 2 тыс. иен, разовое вознаграждение русским подданным колебалось от 30 до 150 иен. По неполным данным, к 1922 г. численность японских агентов в Маньчжурии и на российском Дальнем Востоке из числа русских, китайцев, японцев и корейцев составляла около 4 тыс. человек [Полутов, 2012, с. 79].
Всем добровольческим антибольшевистским формированиям были присущи некоторые черты, роднившие их с «запорожской вольницей», – отсутствие строгой воинской субординации, не очень высокая дисциплина, не вполне законные реквизиции. Но ведь и само понятие законности было поставлено революцией под сомнение. Несмотря на схожесть черт, каждый из этих отрядов имел свои особенности, свой уровень «вольницы»[57], что зачастую игнорировалось в оценках некоторых представителей Белого лагеря, не говоря уже о советской пропаганде, усиленно демонизировавшей зарождавшееся антибольшевистское сопротивление. Тот же генерал Будберг, крайне негативно относившийся к «отрядам спасителей родины под фирмами Семенова и Орлова», называл их самыми анархическими организациями, «так как для них не существует никаких законов и слушаются они только тех, кто дает им деньги, и до тех пор, пока дает…», а их командиров – «своего рода винегретом из Стенек Разиных двадцатого столетия под белым соусом», «послереволюционными прыщами Дальнего Востока» [Будберг, 1924, т. 13, с. 197].
И здесь не только личное отношение генерала. В данном случае мы видим обнаружившееся уже в начале Гражданской войны напряжение и даже конфликт между теми военными (преимущественно офицерами), кто по разным причинам встали на путь безоговорочной борьбы с большевиками [Гребенкин, 2015, гл. 13], и теми, кто, не питая к большевикам теплых чувств, тем не менее, были негативно настроены в отношении т. н. «белого большевизма», предпочитали ни во что не вмешиваться и ждать. Как показывают современные отечественные исследования, представителей второй группы было большинство. В конце 1917 – начале 1918 гг. менее 3 % из состава 250-тысячного корпуса офицеров Российской армии приняли участие в противостоянии советской власти [Там же, с. 436].