Я не спеша подбирал себе, часто пользуясь доступной практически только мне, информацией о предполагаемых сотрудниках, на первом этапе в рамках гидрофизического отдела, подбирал будущих сотрудников для моей лаборатории. В разговорах с ними приходилось сдерживать свои «порывы», чтобы не отпугнуть «фантазиями о тропических циклонах», Искусственных Спутниках Земли и других еще не вполне мною осознанных, с точки зрения океанологических исследований, новых технологий. Так незаметно прошли два года…

Перезимовав в Москве, получив «проездные и подъемные» для перевоза семьи и пожитков, с бумагой в руках, гарантирующей мне прописку в Москве на все время работы в Дальневосточном центре Академии наук, я выкупил купе в поезде N1/2 «Москва-Владивосток», и мы все втроем – жена, маленький сын и я отправились с Ярославского вокзала в семидневное путешествие по всей стране.

Можно было полететь самолетом – не очень большая была тогда разница в стоимости билетов, но, чтобы отправить злополучный контейнер с мебелью и другими вещами, надо было обязательно иметь на руках билеты на поезд. Вот так я тогда в первый раз пересек всю страну от Москвы до Владивостока по железной дороге, единственной, построенной, в основном, еще до японской войны, Транссибирской железнодорожной магистрали, по так называемому «великому сибирскому пути» – железной дороге, проложенной через два континента, самой длинной в мире (9288,2 км). Одна из веток этой магистрали, легендарная «КВЖД», дотянувшаяся до Порт-Артура, обросла такой фантастической историей, что ее до сих пор обходят наши исследователи. Мне же она с войны не дает покоя, особенно, когда я держу в руках старый кожаный бумажник, пересланный моей маме после трагической гибели от рук шофера-японца начальника КВЖД в послевоенные годы, генерала Георгия Яротто, вместе с фотографиями моей тетки, сестры и брата. Но это уже не моя история…

Поезд идет третьи сутки, мы миновали Ярославль и Пермь, где когда-то в детстве я провел с мамой целую ночь на полу вокзала, пересаживаясь на ташкентский поезд, оставили позади Свердловск (станция Екатеринбург), давно уже из Европы въехали в Азию, проскочили Омск и прогулялись по перрону Новосибирска. Только реки время от времени разнообразят эту равнину мосты красавцы, все разные, их стальные фермы гулко поют в такт колесам поезда свое приветствие путешественникам. Реки производят сильное впечатление – особенно Иртыш и Обь, даже Волга потерялась бы в этом полноводье.

Поезд идет и идет по бескрайней равнине, где нет ни деревьев, ни домов, где между немногими городами сотни и тысячи километров, где люди изредка попадаются на небольших полустанках, куда сморщенные нищенки-старушки приносят к поезду вареный картофель в мятых алюминиевых кастрюльках, прикрытых тряпочкой. Да и кто же здесь проживает, и где здесь живут эти люди – на протяжении сотен километров не видно жилья.

Громадная, унылая территория – Степной край России, бывшее Омское генерал-губернаторство. Это не щедрая, многолюдная, многоголосая цветастая Украина, с ее полногрудыми матронами, выносящими к проходящим поездам от Харькова до Ростова жареных кур и варенец, а еще и копченую рыбу в Приазовье. И не Краснодарский край или Ставрополье, где глянцевые, ярко-желтые дыни «Колхозницы» предлагают вам на минутных остановках в цементных бумажных мешках, а на привокзальных базарчиках, томятся, раскрашенные во все цвета знойного лета, развалы всех мыслимых и немыслимых фруктов и овощей.

А ведь мы путешествуем в летнее время, в самый его разгар, что же здесь живое, как живет здесь народ зимой, чем питается, что ест, кроме картофеля, что пьет?