Как прознали сельчане на другой день, вовсе и не распутных. Сильная любовь промеж молодых случилась. Бравый Игорек умыкнул Кристину у Петра Капитоныча прям с поезда, за руку взял девицу-красавицу на прощание, да так и не отпустил, по отходу поезда на платформу свел. Расписались они на обратном пути в сельсовете совхоза «Красный путь». Не просто расписались. Вернулись, остались в гостинице райцентра на три денька. Оба крещены были в детстве. Потому исповедались, причастились, подготовились да обвенчались тайным венчанием в храме у моста, на Отмойном острове. Времена-то были советские, строгие, партийные. Венчаться-то открыто верхние партейцы – коммунисты строго-настрого народу запретили. А эти ухари молодые, гляди ж ты, на всё решились, отважились, да всё успели за долгие такие три денька, что на всю жизнь им и запомнились. Расписались да обвенчались, всё честь по чести.
Бабкин-то сын Петр Капитоныч, выходит, с Кристиной-то и не жил вовсе. Соблазнил-уговорил молодую красавицу к матери поехать, вродь как за благословением. Влюбился без сна и памяти, как мальчишка, павлин брюхатый. Совратить Кристину в деревне не смог, красавица не позволила. А вот капитан третьего ранга Игорь Рябинин по чести и совести поступил, своей нежданной – негаданной невесте Кристине во Христе свою фамилию для паспорта передал.
Так жизнь правильная разными своими оборотами славно как приятна и хороша случается.
Бабке Лизавете опять же в радость – молодые погостить надольше остались. Будет кому по вечерам про свое горемычное житье-бытье попечалиться, после суетных поисков клада, об коем, правды ради, еще прадед Лизе сказывал. А что горшок с медью и горсткой серебра оказался, так в то время и медякам цена другая была. В начале двадцатого веку, в году, дай Бог памяти, двенадцатом на царский пятак в буфете на станции Левоньеве перед поездом испить водочки с расстягаем, ох, как приятно можно было.
Кристина прям охоча до разных деревенских россказней оказалась, особ старинных. Призналась, что журналисткой в газете работает. Целыми днями Игорек поглядывал на свою зазнобу, да так и плавился от нежности и тихой радости. Сиживал до поздней ночи с женщинами, всё счастливые глаза на украденную красавицу таращил, ненаглядной называл.
Вот такая она сельская идиллия случилась. Да ж уезжать городским через недельку с деревенской благодати не хотелось вовсе. Игорьку, однако ж, на службу пора было вертаться, а Кристине в Клайпеде у родителей запоздалое благословление спрашивать, да за мужем законным на самый Дальний Восток ехать.
Бабка Лиза всем своим родственникам всё простила, и что не навещали ее столько лет, и что не помогал никто в голодные советские годы ни весточкой, ни деньгами какими, при ее-то пенсии в двадцать шесть рубликов, и что беспутный сынок ее Петруша такую умницу – раскрасавицу на глазах матери упустил. Племянник не самая ближняя кровь – младший сынок покойного брата. Но на такую горячую влюбленность морячка бабка Лиза только порадовалась. Пускай себе живут долго и счастливо, деток рожают. Молодые, вся жизнь впереди. Опять же морем оба сроднились. Кристина сказывала про юность свою у порта Клайпеды, про принца из сказки да про алые паруса, что ждала всю свою молодую жизнь. И вот, глядишь ты, дождалась, и с моря да в тверской глуши.
А морячок Игорек язык совсем проглотил, только и мычал, как телок, от счастья рядом с такой во всех отношениях приятной супругой. Выходило, что позвала хитрая Лизавета на прощание всю свою родню клад поискать. Не все приехали, да и ладно. Горшок с медью внук Кешка откопал, тоже кое-что. Не соврала, выходит, бабка. Но клад-то самый что ни на есть настоящий, похоже, нашел племянник бабки Лизы, морячок.