, фр. Bataille de la Moskova). Битва состоялось 7 сентября 1812 года у деревни Бородино, в 125 км к западу от Москвы.

В районе деревни Семеновской полк стойко отражал атаки тяжелой французской кавалерии, а затем, в ходе сражения, был переброшен на правый фланг и штыковой атакой выгнал вестфальцев из Утицкого леса.

Помните, у Лермонтова:

«Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И все на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нами,
Все побывали тут…
Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел…»9

В этом бою адъютантом командира Лейб-гвардии Финляндского полка был штабс-капитан Александр Гаврилович Огарев, родственник Н. П. Огарева, друга и соратника А. И. Герцена. Восхищаясь выносливостью и мужеством наших солдат, Александр Гаврилович записал в своем дневнике: «Не знаешь, когда они спят, когда едят. Вот и каша готова, а тут француз напирает. Приказ отходить. Каша вываливается из котлов, солдаты грызут сухари, бодры и веселы».10

В то же время, ужасное свидетельство о результатах действия русской артиллерии в этой битве оставил французский лейтенант Мишель Комб: «…стараясь увидеть что-нибудь в окружавшем нас облаке дыма и пыли, я почувствовал как кто-то схватился обеими руками за мою ногу и цеплялся за нее с крайними усилиями. Я уже был готов освободить себя ударом сабли от этого крепкого объятия, как увидел молодого, замечательно красивого польского офицера, который, волочась на коленях и устремив на меня свои горящие глаза, воскликнул: «Убейте меня, убейте меня, ради Бога, ради Вашей матери!». Я соскочил с лошади и нагнулся к нему. Чтобы обследовать рану, его наполовину раздели, а затем оставили, так как он не в состоянии был выдержать переноски. Разорвавшаяся граната отрезала ему позвоночник и бок; эта ужасная рана, казалось, была нанесена острой косой. Я вздрогнул от ужаса и, вскочив на лошадь, сказал ему: «Я не могу помочь Вам, мой храбрый товарищ, и мой долг зовет меня». «Но Вы можете убить меня, – крикнул он в ответ, – единственная милость, о которой я прошу Вас». Я приказал одному из моих стрелков дать мне свой пистолет… и, передав заряженное оружие несчастному, я удалился, отвернув голову. Я все же успел заметить, с какой дикой радостью схватил он пистолет, и я не был от него еще на расстоянии крупа лошади, как он пустил себе пулю в лоб…».11

По самым скромным оценкам совокупных потерь, каждый час на поле боя погибало или получало ранения около 6000 человек, французская армия потеряла около 25% своего состава, русская – около 30%. Со стороны французов было сделано 60 тысяч пушечных выстрелов, с русской стороны – 50 тысяч. Наполеон назвал битву под Бородином своим самым великим сражением, хотя его результаты более чем скромны для привыкшего к победам великого полководца.

В самом грандиозном сражении за всю историю Московской кампании Наполеон почти не участвовал. Накануне император плохо спал: простудился, его лихорадило, мучил насморк и кашель. Шевардинский редут, где он провел весь день, находился в тылу французской армии. Поле сражения отсюда почти не просматривалось. Его словно охватил летаргический сон. Наполеон то садился на складной походный стул, то нервно ходил взад и вперед по площадке редута. «С телом моим я всегда делал все, что хотел», – часто говаривал император.12 Но теперь ничего не мог сделать. Мир хотел победить и не победил насморка. Понурив голову сидел, кашлял, чихал и сморкался. Одутловато-белое, бабье лицо его напоминало старую гувернантку.