За неимением другой публики, мы зааплодировали сами себе. Даже вечно мрачный ОТул пару раз хлопнул здоровенными загорелыми дочерна ладонями. А я (стыдно признать) так вообще с трудом скрывал дурацкую улыбку, пытающуюся отвоевать себе место на лице, вопреки всем моим усилиям. Самый молодой из всего экипажа, происходящее все еще казалось мне попросту сном. Шутка ли – теперь я не просто «перспективный ученый», «симпатичный и светловолосый», «высокие баллы в университете» и вот это вот все… Теперь я «один из Первых». Полгода назад и мечтать-то было о таком страшно. Шанс на иную жизнь… Даже не так, просто – шанс на жизнь.

На всякий случай еще раз заглянул в виртуальный видоискатель новенькой камеры – да, запись идет. История, блин. Хроника! Ладно, перепроверить еще пару раз не помешает. Случись что с этим видео – шеф меня на оставшуюся жизнь усадит заполнять всякие электронные формы по приходу-расходу удобрений в университетской оранжерее.

– Тестовый сигнал принят на сто процентов и успешно расшифрован! Значит, мы в нашем времени и пространстве, а то были у нас некоторые… гм-м… сомневающиеся. Нда-с… Итак. Земля говорит нам, – ученый солидно откашлялся, заглядывая в информационный планшет:

– «Поверь – когда в нас подлых мыслей нет,

Нам ничего не следует бояться.

Зло ближнему – вот где источник бед.

Оно и сбросит в пропасть, может статься».

Это – Данте, если кто не знает. Похоже на «Северном» дефицит кадров, и они набрали в ЦУП гуманитариев, – продолжал вещать Профессор; голубые глаза, обычно тусклые, прячущиеся за толстыми линзами старомодных квадратных очков, сейчас сверкали совершенно мальчишеским азартом. – Теперь мы можем возвращаться домой! Поздравляю еще раз, коллеги! Поздравляю.

Я чуть повернул камеру, ловя объективом четвертого члена маленького экипажа. Флегматик тоже улыбнулся, от чего его хитрая азиатская физиономия расплылась и окончательно стала напоминать своей формой блин. Он кивнул головой, потягивая из тюбика что-то малосъедобно-шпинатное. Нужно было очень постараться, чтобы поймать его в кадр не перекусывающим.

– Я полетел шарманку запускать, – процедил лениво ОТул, грызя зубочистку – вот человек, умеет же испортить самый торжественный момент, а!

И кстати, зубочистки в космосе строго запрещены. Невесомость и острые предметы во рту – не лучшее сочетание. Но технику, похоже, откровенно пофиг.

– Прискорбно, что вы выбираете подобные формулировки, – фыркнул Профессор негромко, пытаясь доплыть по воздуху до одного из вертикальных поручней возле центрального стола, – неужели нельзя называть все оригинальными терминами? Особенно под запись!

– Ха. Куда уж оригнальнее. А вы давайте по креслам! Щас все еще раз проверю, и валим домой.

Нарочитая грубость против подчеркнутой академичности речи вызывали обоюдное раздражение сторон. Вот только бы не переросло в полноценную ссору, а… Но мои коллеги останавливались на тонкой грани, в шаге от острой фазы конфликта. Сложновато в настолько замкнутом пространстве космического аппарата, надо сказать. Но ничего, пока обходилось. Сейчас, по крайней мере разбежались: ОТул спустился вниз в свой двигательный отсек, ловко нырнув вниз, а Проф – пробрался, перебирая руками по стене, к себе в каюту. Зато меня теперь не покидало ощущение, будто я находится на опустевшем боксерском ринге, просто выполненном из сверхпрочного пластика и стали. На корабле все состояло из ребристого хромированного металла, лучистых морозно-белых ламп, скругленных углов и пространства. Убийственно тесного пространства внутри, и сводящей с ума бесконечности снаружи.