На очередных летних армейских учениях Владимир увидел знаменитое на весь мир озеро Хасан, размеры которого не соответствовали его славе.

– Наш Кенон под Читой размером побольше, – подумал он.

Батарея была к концу учений измотана вконец, все устали и отупели от бесконечного мотания по краю. Владимиру казалось, что это не учения, а издевательство над солдатами. Подняли их по тревоге, о которой они знали за неделю наперёд, собрались и выехали быстро, но после долго ждали приказа. А потом приказы всем надоели, так как, не успев занять одну огневую позицию и наблюдательный пункт, следовал новый приказ, батарея срочно снималась и мчалась дальше, а катать гаубицу – удовольствие малоприятное. Занимали очередную огневую позицию, рассчитывали данные цели, вновь снимались и мчались дальше.

Понравилась всем танковая атака. Сидя на сопке, смотрели, как танки мчались по полю и стреляли без остановки, но всё испортили химики, они внезапно организовали газовую атаку, пришлось натягивать противогазы. А тут получили очередной приказ и поехали занимать очередную огневую позицию.

«Здравствуй, мой ненаглядный!

Как и в пошлом году, была колхозная картошка, вновь вся я огрубела, но уже как второкурсница и это скрашивает сельхоз работы. Всех нас заинтересовало, – а как убирают урожай в капиталистических странах? Тоже студенты? Задали мы этот вопрос своему руководству, а руководство посоветовало нам таких вопросов не задавать, чтобы у нас не было неприятностей. Наверное, совсем не так, поняли мы и больше не спрашивали.»

Это письмо, как и все ее остальные, писались по одной схеме и по одному плану, вначале о том, чем она занята, потом она описывала свою тоску, далее писала о всём, что узнала о родине. В одном письме сообщила, что прошёл слух о смерти Бориса Пьянкова, что-то заставило его броситься на колючую проволоку, и охранник не промахнулся.

Письмо это взволновало Владимира и долго он вспоминал Борьку, которого сгубил Жуча.

Они с Галиной ещё на родине со всей юношескою откровенностью и чистотой своих помыслов договорились не утаивать друг от друга ничего – ни плохого, ни хорошего, но очень скоро каждый понял, что это бывает иногда невыполнимо, у каждого вдруг обнаружились секреты, выдавать которые было нельзя.

Он не писал Галине ничего о Тамаре, а она ему не писала о Германе. Герман – студент-старшекурсник, заметил Галку на новогоднем вечере в институте и начал оказывать всевозможные знаки внимания.

Галина, обладая прекрасной фигурой, умела подчеркнуть её одеждой, имея прирождённый вкус, она сообразно этого своего вкуса и последних мод, умела нарядиться так, что подруги в группе ахали, ахали ещё и из-за того, что эти наряды были и им по карману. Шила Галка сама, переняв это умение у матери, и поэтому даже простое ситцевое платье она старалась украсить чем-то таким, что платье смотрелось на Галке и не было похожим на остальные.

Герман, как и Борис Пьянков, был единственным сыном у родителей, был воспитан, одевался по последней моде, парень был заметный, на лекции приезжал на подаренной отцом в честь поступления в институт «Победе». Институт был для Германа трамплином для поступления в московский институт международных отношений.

Покорила его сердце Галина и он стал добиваться её внимания. Девчата это сразу заметили.

– Везёт же тебе, Галка, – позавидовала Дуся, девушка толстенькая и конопатенькая, жившая вместе с Галкой в одной комнате.

– Чему это ты так завидуешь?

– Да тому, что можешь выбирать из двух лучшего, а тут хоть сдохни, хоть с тоски засохни, ни одного нет даже завалященького, – сказала Дуся и горестно вздохнула.