– Ну, вот, – сказал он ей в один прекрасный (или совсем не прекрасный) день, – теперь мы перейдем к тому, зачем, в общем-то ты тут и находишься. Послужим Галантэ. Вместе. А я тебе помогу. Не бойся, девочка.

А девочка уже не боялась ничего. Она просто помнила тот разговор, что состоялся у этого аграфа с ее отцом. Ничего не планировала на этот счет, но почему-то ждала новой встречи. Ее повели, точнее, повезли, на платформе с удобными креслами, ослепительно-белого, как и почти все вокруг, цвета. Повезли по подземным переходам далеко – так что путь на летящей на достаточно высокой скорости над полом на высоте полуметра платформе занял не меньше получаса. И на всем этом пути им не попалось не одного встречного разумного, ни одной платформы. Лишь немногочисленные дроиды замирали в нишах, явно предупрежденные о прохождении важных персон.

В новой секции было безлюдно. Лию почти торжественно ввели в крохотную комнату, единственным предметом обстановки которой было роскошное ложе, с ожидавшим ее обнаженным мужчиной. На этот раз обычным человеком.

– Иди! – подтолкнул ее в спину Советник, – ты знаешь, что делать.

Лия привычно, без проблесков каких-то чувств легла под незнакомца, и почти сразу же «выпила» его досуха. Она не знала о таком явлении, как наркомания, но уже была, несомненно, таковой. Причем, в самой страшной, уродливой ее форме. Потому что зависимость обычных разумных от химических, или природных наркотиков лечилась одним сеансом в медкапсуле. А болезни псионов техника даже самого последнего поколения не лечила. Помочь мог только более сильный псион. А таких к Лие даже близко не подпускали.

Полную сил аграфку провели в помещение, находившееся в нескольких шагах от комнаты. Абсолютное большинство разумных Содружества изумилось бы беспредельно, увидев устройство, стоявшее посреди огромной залы. Но не Лия – эту аграфку уже ничто не могло удивить. Посреди огромной залы, ярко освещенной невидимыми светильниками, стояла, несомненно, медицинская капсула. Но необычная, сдвоенная – словно созданная для лечения близнецов. Однако внутри лежали отнюдь не близнецы. Лионель, бросившая равнодушный взгляд внутрь открытой капсулы, увидела в ней двух человек – глубоко старика, чья грудь едва вздымалась, и молодого, явно полного сил, но сейчас тоже бессознательного юноши. Приглядевшись, можно было распознать общие черты у двух таких разных представителей человеческой расы. Но Лие это было ни к чему. Она ждала лишь продолжения: команды Советника. И команда последовала – после того, как капсула закрылась, и ее стремительно заполнила какая-то жидкость, в которой теперь плавали два тела, и странная конструкция, больше всего напоминавшая диковинный цветок, собранный в соцветие из перемежающихся ярко-красных и нежно-розовых лепестков.

– Лионель, девочка. Ты должна сейчас всю ту силу, что получила у… в общем, ту, что получила недавно, осторожно влить вот в это устройство, – он показал на «цветок», своими краями удивительным образом касавшийся висков обоих разумных.

Аграфке было не жалко; максимальный экстаз она получала, когда энергия заполняла ее тело. Теперь же она непринужденно положила ладони на прохладный пластик капсула, и постаралась вытолкнуть чужую силу из себя. Она не направляла ее в определенную точку пространства, но конструкция словно сама притянула нужную ей энергию. Лепестки – один за другим, начиная от виска старика, истаивали в жидкости, абсолютно не реагировавшей на такую реакцию, а Лионель замерла, подспудно чувствуя, что на ее глазах творится чудо, по сравнению с которым ее «игры» с энергией казались песчинкой рядом с горой. Зримым воплощением этого чуда было истечение уже другой энергии – от старого тела к юному. И когда исчез последний розовый лепесток, аграфка каким-то неведомым чувством поняла, что старик, не сделавший в тягучей жидкости последнего вздоха, умер. А юный разумный открыл в той же жидкости глаза, заполненные опытом длинной прожитой (быть может, не одной) жизни…