– Ага, – довольно мило улыбнулась помощница, видя ее нерешительность, – кажется, ты не слишком часто пользовалась медкапсулами.

Лия медленно кивнула. О том, что сейчас будет ее первый опыт пользования этим величайшим творением лучших умов королевства, она сообщать не стала. Просто последовала инструкциям местного медика, и аккуратно легла в ложе капсулы, какую за пределами королевства могли себе позволить разве что властители Миров. Ведь это был аппарат последнего, девятого поколения, и его экспорт приравнивался к государственной измене, и карался соответствующим образом.

Прозрачная крышка медленно опустилась, и Лию начало втягивать в глубину сна. Она, в принципе, была не против отдохнуть; день выдался исключительно богатым на события, и он еще не кончился. Но что-то подсказывало ей: «Не спи, потерпи!». А потом… сознание как-то раздвоилось. Большая часть вместе с уставшим, побитым телом действительно спало, а крохотная любопытная змейка, абсолютно невидимая даже для нее самой, выползла из головы, и принялась «бродить» по капсуле, а потом и за ее пределами. Так, опытным путем, Лионель выяснила, что ее возможности слышать и видеть (даже с закрытыми глазами) не превышают примерно десяти метров. Дальше – стена; невидимая, и абсолютно непроницаемая для змейки.

Иногда любопытное хладнокровное нечто, выращенное девушкой из самой себя, тыкалась безглазой, и безротой головой обратно в тело – в те места, где, как по волшебству пропадали ссадины и синяки, а под восстанавливающей нежность кожей срастались сломанные ребра. Еще что-то пыталось подергать за уши. Попыталось, и отступило. Но вот змейка опять метнулась наружу, за пределы капсулы. Это в пределы десятиметровой зоны, которую не покидала помощница, вступил сам Второй Советник.

– Лэр, – помощница склонилась так низко, что едва не достала до идеально чистого пола ушами, – я почти готова.

– Ну, что там?

В абсолютно спокойном голосе аграфа проскользнули нотки нетерпения. Помощница замерла, и змейка дернулась в попытке проследовать вслед за другой, такой же бестелесной нитью. Той самой, что протянулась теперь от капсулы к аграфке. А та, все так же в ступоре, подобно сомнамбуле начала декламировать:

– Лионель ди Контэ, двадцать пять биологических лет. Без всякого сомнения, родная дочь графа ди Контэ и его супруги. Генетически – стопроцентная аграфка. Уродство с человеческими ушами объяснению не подлежит; на попытки медкапсулы вернуть нормальные – аграфские – уши организм отреагировал резким выбросом гормонов и антител, готовых прервать операцию изнутри. Прервана командой снаружи.

– Давай главное, – подстегнул ее начальник.

– Индекс интеллекта – сто девятнадцать. Абсолютно не развит. Нейросеть отсутствует. Точнее – не устанавливалась вообще. Уровень развития крайне низок. Словарный запас соответствует шести-семилетнему возрасту. Многочисленные внутренние и наружные повреждение купированы…

– Самое главное! – рявкнул Советник.

– Увы! – фигурка помощницы сжалась; она склонилась, словно заранее прося прощения за не очень приятную весть, – ничем хорошим девочка нас порадовать не может. Уровень ментоактивности едва дотягивает до H8.

– Не может быть! – даже пошатнулся от неожиданности лэр, – я собственными глазами видел. Там уровень был не меньше, чем C. А может, и до B дотягивал.

– Ну, не знаю…

Советник, тем временем, ее не слушал. Он явно прислушивался к кому-то, или чему-то другому. И, скорее всего, услышал. Потому что буквально через пару минут он удовлетворенно кивнул, и повернулся к помощнице уже с привычным властным выражением лица.