Новости на сей раз, по мнению Катерины, были настолько сногсшибательны для заявившегося после полуночи в состоянии радостного полупьяного возбуждения Михаила, что непреодолимое желание увидеть его растерянным и испуганным придало ей резвости и сил втрое против её обычной утренней расторможенности.

Михаил все еще спал сном праведника на брошенной второпях в темноте на пол рухляди и блаженно чему-то улыбался во сне. Катерина громко хлопнула входной дверью, но благоверный только пожевал во сне губами, а улыбка на его лице расползлась еще шире. Тогда Катерина взяла пустое ведро и, высоко подняв его, уронила на пол. Видимо, еще не окончательно отошедший от впечатлений пребывания в областной психушке Михаил, не открывая глаз, мигом намотал на себя, и особенно на голову, все оказавшееся под рукой тряпье и, свернувшись калачиком, замер, явив неведомым нападавшим свою полную беспомощность и неподвижность.

– Дрыхни, дрыхни, – голосом, сладким от предчувствия скорой ошеломленности супруга, завела Катерина. – А там Ваську уже поубивали и труп до сих пор отыскать не могут. Видать, в реку столкнули.

Михаил рывком сел и стал торопливо срывать с головы цветастую наволочку и какую-то ветхую шалюшку.

– Место преступления оцепили. Кровищи там – ведра два, не меньше. Степке не то руку, не то ногу сломали, Сережка Зудин до сих пор без памяти лежит. Чикин похваляется, если Васька живой, меньше червонца ему не светит. Шабалинские все с ружьями понабежали. Мы, говорят, его все равно уделаем.

– Кого? – спросил освободившийся наконец Михаил, все еще сидя на полу.

– Дружка твоего закадычного. Сидеть ему теперь по-новой, чтобы руки не распускал.

– Так он живой?

– Кабы живой был, уже бы сыскали. Любаша, бесстыжая, ко мне суется – может, Мишка твой чего знает? Спит, говорю, Мишка без задних ног. Ночью чуть тепленький заявился, видать, Васькино возвращение отмечал. Теперь его по-новой в психушку, чтобы знал, кому в рот глядеть, за кого заступаться. За жену так сроду не заступится. А ежели бы он ко мне, как к Любке в баню заперся?

– Заткнись! – сурово приказал Михаил и поднялся. – Кому ты нужна?

– Чего, чего? – угрожающе двинулась к нему Катерина.

– Стой, где стоишь. У меня теперь справка, заверенная профессором, что за свои действия юридической ответственности не несу по причине поэтического таланта. Звездану сейчас в лоб за недостоверную информацию – будет считаться состоянием аффекта. И полная амнистия. Поняла?

Катерина молча кивнула и с возрастающим беспокойством стала следить за действиями мужа, который достал из-за громоздкого старого шкафа завернутый в рваную ковбойку карабин, развернул, собрал несколькими точными движениями, передернул затвор, достал со дна сундука коробку с патронами, зарядил, пригладил пятерней взлохмаченные со сна волосы, прихватил висевшую у двери куртку, открыл дверь и, погрозив онемевшей супруге карабином, побежал со двора.

Начальник поселковой милиции майор Чикин остановил новенький уазик у самого крыльца больницы. Прихватив с соседнего сиденья папку, неловко выбрался из машины и, угрюмо оглядев без толку переминавшихся у входа родственников парней пострадавших в ночной драке, недовольно хмыкнул и вошел внутрь. Навстречу уже спешил главный врач.

– Все в одной палате, соответственно вашему распоряжению, Эдуард Дмитриевич, – отрапортовал он и только после этого протянул для рукопожатия руку.

Чикин, не останавливаясь, слегка прикоснулся к ней своей ручищей и, тяжело ступая, пошел по коридору.

– Сюда, Эдуард Дмитриевич, – остановил его главный врач и открыл дверь в палату. Чикин, прошагавший было мимо, снова недовольно хмыкнул, постоял, словно в раздумье, развернулся и вошел в палату.