– Тебе следует быть великим князем в Вильне. Ты старший брат, а я с тобой буду заодно.

Тот, подумав, согласился. И они сговорились о совместном выступлении. Но когда Кейстут явился под Вильно в назначенное место, там Олгерда не оказалось. Евнукий, узнав о появлении брата с вооруженным отрядом, послал к нему Драйнаса. Кейстут, поразмыслив, принял его. И вот Драйнас увидел рослого, с окладистой бородой и зоркими глазами, троцкого князя.

Кейстут, зная, зачем Евнутий прислал Драйнаса, не стал слушать его, а объявил:

– Передай своему князю, что он не по чину занял это место.

Драйнас от таких слов даже опешил и в первое мгновение не знал что сказать.

– Э… Э… как это можно… А воля… отца? – пролепетал он.

– Ты меня слышал? – рявкнул троцкий князь.

– Да, да… – и пятясь, Драйнас удалился.

Седлая коня, оглянулся на княжье стойбище и тихонько выругался:

– Русский боров! Ну… погоди.

Кейстут не стал ожидать братца, а подозвав сотского, шепнул ему на ухо:

– Следуй за ним, – и кивнул на спину удаляющемуся Драйнасу, – и когда он будет входить в крепость, надо захватить ворота.

Тот кивком пояснил князю, что все понял, и отправился к своим людям.

Кейстут был своенравным князем и, если он что решал, ничьи уговоры на него не действовали. Даже отцовские. Когда-то, стремясь завязать с поляками добрые отношения, отец хотел с ними породниться. Для этого он решил сосватать дочь князя Мазовецкого за сына Кейстута. Да не тут-то было. Оказывается, сын был… влюблен. В это с трудом верилось. Как этот мужиковатый, грубоватый человек и вдруг… полюбил. Но… это было так. И как оказалось в будущем, эти люди не изменяли своей любви всю жизнь. Предметом его обожания была девственная жрица богини Праурымы, красавица Бирута, дочь знатного жмудина. Ее обязанностью было поддерживать постоянный огонь перед богиней. Судьба однажды занесла Кейстута на песчаный морской берег, вблизи которого шумел сосновый лес. А посредине его, на холме, находилось святилище этой богини. Там он и увидел ее. Плененный ее красотой, а до этого он и слышать не хотел о женитьбе, он тотчас захотел на ней жениться. Девушку не смутило ни его княжеское звание, ни увещание главной жрицы. Она отказала. Тогда он, подняв ее, как пушинку, на руки, трижды обнес вокруг священного огня. Так она стала его женой. Чему она покорилась: его мужской силе, доброму сердцу, – остается только гадать. Когда отец узнал, что непокорный сын привез себе жену, он, как вихрь, ворвался к ним. Но увидев ласковый, мягкий взгляд ее прекрасных очей, стройную, точеную фигурку, вдруг махнул рукой и повернул назад.

Сотскому удалось ворваться в след не ожидавшего нападения Драйнаса, а тут подоспел сам Кейстут. Евнутий, услышав, что шум битвы с невероятной скоростью приближается к его дворцу, бежал. Кейстут послал за ним погоню и пленил его. К этому времени подоспел и Олгерд. На своем суде они приняли решение: отдать Евнутию в правление Изяславль. Потом все тот же неуемный Кейстут собрал всех братьев, и они условились, что Олгерд будет великим князем, а все слушаются его, и все, что добудут: город или волость… все делить пополам и жить до смерти в любви, не мыслить лиха друг другу.

К сожалению, порой жизнь заставляла нарушать этот договор.

Иван Данилович пригласил к себе сыновей Семена, Ивана и Андрея и поведал о договоре сыновей Гедимина. Братья поняли, что отец хотел бы, чтобы они поступили так же и всеми мерами расширяли московские границы, как Олгерд. И не только поняли, но обещали следовать его желанию.

Этот разговор с сыновьями великий князь Всея Руси завел не случайно. Он чувствовал, как жизнь уходила из его тела. Особенно его состояние ухудшилось после Пасхи. Он пригласил к себе священника и объявил ему, что хочет принять монашеский сан и взять имя Ананий. Когда священник, совершив полагающиеся для этого действия, ушел, Иван Данилович вдруг почувствовал облегчение и даже прилив сил. Приказав монаху и служке оставить его одного, он поднялся, прошелся несколько раз у своего одра, точно оценивая силы. Остановился и, держась за спинку одра, отдышался. Тут, видать, и пришло желание, пройти в молельную комнату. Там он помолился. Выйдя из нее, ощутил голод и направился в трапезную.