Единственный выход – убить.


И смерть твою трусы решили ускорить.

А ты же – сжимая кулак,

Чтоб нервы больные свои успокоить,

Ходил «причащаться» в кабак.


Порою был пьяным. Но мыслил ты ясно.

Душа пребывала в крови.


Любя свою родину нежно и страстно,

Ты людям пел песню любви.


Но песня осталась твоя недопетой,

А дверь незакрытой в кабак…

У нас на Руси убивают поэтов,

Как будто бродячих собак.

«Всю жизнь мы истину искали…»


Всю жизнь мы истину искали.

За правду до сих пор стоим.

А нас ругают (и ругали).

Давай их, милая, простим.


Ни зло, ни ложь не обойдешь.

И мы понять должны с тобою,

Что краше жизнь не проживешь,

Чем предначертано судьбою.

«Я не люблю, когда ты хмуришься…»


Я не люблю, когда ты хмуришься

И на лице твоем укор,

Когда ты с кем-нибудь на улице

Ведешь сердитый разговор.


Или когда идешь, унылая,

Как подневольная, к венцу.

Ты улыбайся чаще, милая,

Тебе улыбка так к лицу!


На реченьке не видно донышка,

Ее покрыл декабрьский лед.

Твоя улыбка мне, как солнышко,

Как первой ласточки прилет.

Молитва


Прости меня, мой Царь Небесный,

За ночи грешные и дни,

За плод, вкушенный мной, запретный.

От вражьих козней сохрани.


Избавь от всяких искушений,

Напрасной смерти, бед, скорбей,

Предательства и унижений,

И от навета злых людей.


От восхвалений лицемеров.

И, чтоб не сбился я с пути,

Дай мне любовь, надежду, веру,

Слепую душу просвети.


Со воздыханием, слезами

Прошу я: «В смертный час меня

Избавь от страшных испытаний,

Мытарств и вечного огня».

Старому вдовцу


Жена его ушла в небытие,

А он глядит на карточки ее.

Перебирает книги и белье

И вспоминает прошлое житье.

Своей семьей живут отдельно дети.

Он любит их всего сильней на свете.

Особенно любимы им внучата,


Крикливые, как малые галчата.

Но не идут к нему ни дети и ни внуки –

Знать, не доходят до него их руки.

Мелькают каждый день чужие лица.

И не с кем ему словом поделиться.

Друзей уж нету. Он в огромном мире

Грустит один в трехкомнатной квартире.

Марш «моржей»


Мы любим жизнь, мы любим вольный свет.

Уверены – грядущее за нами.

Мы будем жить не меньше сотни лет!

Для этого и стали мы «моржами».


Припев: Встречая бодро утренний рассвет,

Мы не боимся ни жары, ни холода.

И сколько б не исполнилось нам лет,

Наш ясен ум и сердце наше молодо!


Купаемся трескучею зимой.

В закалке-тренировке наша сила.

Мы гимн поем купели ледяной,

Которая нас всех объединила.


Припев: Встречая бодро утренний рассвет,

Мы не боимся ни жары, ни холода.

И сколько б не исполнилось нам лет,

Наш ясен ум и сердце наше молодо!

«Ты критик по своей судьбе…»


Ты критик по своей судьбе.

И нагоняешь столько страху:

Когда стихи несешь тебе –

Как будто бы идешь на плаху.

Несладко, что и говорить.

Но… надо критиков любить.

«Ничего нелепей нету…»


(пародия на стихотворение Игоря Чурдалева)


Ничего нелепей нету,

Если под луной

Кто-то движется по снегу

Рядышком со мной.

Не оглядываясь, прямо

Я бегу, аж взмок.

И шепчу в испуге: «Мама,

Только бы не волк».

Обернулся у кювета –

Прекратился хруст.

Никакого зверя нету,

Наст блестящий пуст.

Нет причины опасаться,

Не грозит беда.

Да откуда ж зверю взяться,

Что за ерунда.

Отдышался еле. Тьфу ты.

Шапка набекрень.

Надо ж так: со зверем спутал

Собственную тень.

Акростих


Мастера-поэты пишут,

Словеса боготворя.

Так меня от этих виршей,

Откровенно говоря,

Что-то тянет на зевоту.

И тоска снедает. Жуть.

Кто бы знал, как мне охота

Уязвить кого-нибудь.

«Мне милый подарил зарю…»


Мне милый подарил зарю,

Закат, луну над морем, звезды.

Ему я как-то говорю:

«Дари, мой друг, пока не поздно!»


Еще он подарил рассвет

И солнце, чтобы было жарко.

Он сможет подарить весь свет,

А на цветы деньжонок жалко.

Госпоже смерти


Плох ли человек, хорош –

Никого не ставишь в грош.