– Какой ужас, – прошептал он.

Он не испытывал негодования или какой-то обеспокоенности, скорее, мрачное равнодушие. Размышлять не хотелось. Посредине этой уютной комнаты, где явленная дождем девушка то казалась усталой и сонной, то склонной к истерическому взрыву, в зависимости от расположения на ее лице последних световых бликов, его охватило вялое безразличие, в котором угасал всякий интерес к рассуждению.

Он помотал головой, потер лоб и глаза и обратился к Ламии, что прислонилась спиной к двери:

– Несчастная, – в его голосе послышалась жалобная, тоскливая интонация, – что вы собираетесь делать?

– Исполнить ее просьбу.

– Какую?

– Мы решили умереть вместе.

– Но как?

Он проследил ее руку, медленно указующую на ночной столик – там тускло блестела не замеченная им поначалу опасная бритва. Он отрешенно уставился в пол, чувствуя, как откуда-то из глубины вздымается холодная боль.

– И что вы хотите предпринять сейчас?

– То же самое.

Она не сводила с него взгляда. Экзальтация обреченности бросала огненный отблеск на ее щеки.

Доппельгангер подошел к ней, решив применить силу в случае, если она захочет взять бритву. Минуту они оставались в неподвижном молчании.

– У меня есть оружие. – Она рассекла молнию своего анорака.

Он инстинктивно согнул руку в защитном жесте, и она улыбнулась:

– Не волнуйтесь, я не причиню вам зла. Я должна умереть, поймите. Вы поможете мне, правда? Я не могу оставить ее. Да и что меня ждет? Тюрьма или клиника. Мне уже двадцать пять лет… Я довольно пожила. Еще час назад я думала убежать от этого кошмара. Но разве от судьбы убежишь? Когда я встретила вас на пляже, то поняла: надо вернуться сюда и умереть рядом с ней, как обещала.

Он хотел ее перебить, она резко откинула прядь волос:

– Секунду. Я прошу вас, мой роковой друг, поверенный моей тайны, помогите мне. Это так просто. Окажите мне эту услугу – вы согласны, не так ли? – и потом унесите бритву. Бросьте в море, и песок ее быстро затянет.

Ламия говорила как во сне, голосом мягким и монотонным. Начала раздеваться, готовясь лечь в постель, и глядела на Доппельгангера с нежной признательностью. Потом приблизилась к нему совершенно спокойная и посмотрела в его глаза глубоким взглядом:

– Если вы хотите…

* * *

Когда Доппельгангер очнулся, у его кровати стояли незнакомые люди. Один из них усмехнулся:

– Не тревожьтесь, любезный. Вы, верно, считаете, что здесь ночлежка.

Какой-то мужчина подошел вплотную и возмущенно проговорил:

– Эй, вы! Вставайте! Я агент по недвижимости, и никто не имеет права заходить сюда без моей санкции. Вон отсюда! И скажите спасибо, что я не вызвал полицию.

Потом обратился к своим спутникам:

– Вот, убедитесь, как неудобно иметь дело с заброшенным владением. Продажная цена пустяковая – едва ли выше стоимости участка. Хозяева готовы на все, лишь бы избавиться от этой громадины, за которой больше не могут ухаживать…

Доппельгангер с трудом поднялся и поправил костюм. Бессмысленно огляделся. Он чувствовал себя до крайности неловко и принялся извиняться.

– Ладно, ладно, – проворчал агент. У него явно была куча дел.

Остальные смотрели, улыбаясь, на заспанного человека, который уходил, пятясь и бормоча какие-то глупости. Один из них миролюбиво сказал:

– Простите, что нарушили сон праведника.

Доппельгангер удалился при всеобщем оживлении.

Он вернулся в отель, недоумевая, где же все-таки провел ночь. Потом узнал, что пять лет тому назад в заброшенной вилле нашли двух зарезанных женщин, лежащих в одной постели. Таинственную драму так и не удалось распутать. Не нашли ни убийцы, ни орудия преступления. Это понятным образом затруднило продажу недвижимости.