– Ничего я не вижу, – сказал Мартемьянов озабоченно. Вытянутыми руками он держал на уровне глаз тонкий альбом в плотной обложке и старательно всматривался в узор.

– Ты неправильно делаешь, – подсказал ему Горобиц. – Ты слишком спешишь отодвинуть ее подальше и сводишь глаза, глядя в одну точку. А надо прижать картинку к носу, потом медленно отвести и смотреть рассеянным взглядом, не фокусируя.

– Ладно, ладно, – пробормотал Мартемьянов и предпринял новую попытку. Его задевало, что и Горобиц, и Здор уже разглядели все, что положено, а у него, воображением отнюдь не обделенного, ничего не выходит.

Последовала пауза. Друзья терпеливо ждали. Здор и Горобиц безмолвствовали в креслах, разделенные низким столиком с коньяком и печеньем, к которым, однако, не прикасались. Эксперименты такого рода требовали свежести восприятия.

– Есть! – выдохнул Мартемьянов потрясенно и с уважением в голосе. – Получилось! Вижу свинью-копилку!

– Класс, правда? – подхватил Горобиц. Восторженный Мартемьянов не отвечал. С красивым, но абсолютно бессмысленным узором в мгновение ока произошли чудеса. В центре рисунка образовался круг, словно кто-то аккуратно вырезал алмазом стекло. В получившемся дупле народилась вполне реальная, объемная свинья-копилка, и в щель на ее блестящей спине был вставлен пятицентовик. Монета, правда, наблюдалась и прежде, прикидываясь застрявшим в узоре инородным телом, и было непонятно, к чему она там, в кружевной однородности, когда никто и не думал пускаться на поиски щелей и свиней.

Альбом в руках Мартемьянова качнулся, и занавес скрыл прижимистую хавронью от любопытных глаз.

– Вот теперь я понял, что за гештальт такой, – сказал Мартемьянов удовлетворенно. Горобиц пожал плечами и выдал какую-то банальность вроде «лучше поздно, чем никогда».

Альбомом завладел Здор и теперь изучал заглавие. Альбом содержал около трех десятков замаскированных под узоры стереоскопических замков, водопадов, животных и мифологических чудовищ под общим названием «Третье измерение».

– Что ты понял? – переспросил Здор, не поднимая глаз.

Горобиц вздохнул и потянулся за коньяком.

– Он понял, что такое гештальт, – сказал он неохотно. Ему не нравилось по сотне раз объяснять элементарные вещи – элементарные, разумеется, для него одного. – Есть такой метод распознавания своего второго «я», если подойти упрощенно.

– Это хорошо, – кивнул Здор, неизвестно что подразумевая, и раскрыл альбом наугад.

– Прошу, – Горобиц подтолкнул наполненные рюмки к друзьям. Мартемьянов рассеянно постучал ногтем по своей.

– Да, – изрек он задумчиво. – Вот если бы можно было так же, глядя в зеркало…

Горобиц развел руками.

– Увы! После того, как человек с малых лет фиксируется обществом и генами лишь на одной, относительно удобной для выживания позиции, и в то же время вытесняет все прочие качества – якобы не такие важные… после всего этого второе «я» становится штукой скользкой. Так что достижение целостности превращается в сомнительную затею. А ты говоришь – зеркало…