Сначала мы об этом не знали. Из нас троих – один был уже в командировке второй раз, поэтому из карантина он быстро перенес вещи к водителям, второй – был старый служака на пенсии (правда, военной), а я был в армейских условиях впервые, и поэтому каждого представлявшегося “начальника” воспринимал именно “начальником”.

– Толченый, – представился Глава всея Карантина и близлежащих окрестностей.

Толченый был сонный и невыспавшийся. Сначала я думал, что это связано с тем, что привезли нас под утро, но потом его такой внешний вид – “я всегда со сна” оказался его естественным состоянием. Уже позже, я узнал, что мистер Толченый был из тех бойцов, в котором никак “не могли найти талант” – за месяц командировки он успел уже побывать в нескольких расчетах и нигде долго не приживался. Мужик он был на самом деле рукастый и неглупый, но очень умело прикидывался дураком.

Однажды, его спросили, для чего ему это?

– Дуракам легче жить, – выдал Толчёный с умным видом, и опять исчез за непробиваемой стеной своего косоватого взгляда.

А ещё ночью он жутко скрипел зубами. Так громко и страшно, что к своим годам уже был должен сточить их до самых десен. Первую ночь мы ничего не слышали – так как вырубились сразу после вечерней планерки или летучки, не помню уже как это называлось. А вот следующие ночи основным моим занятием было уснуть до того, как Толчёный начинал свой концерт.

Опытным путем выяснилось, что скрипеть он начинает тогда, когда, температура в нашей общей комнате достигнет определенного градуса. Мы стали меньше топить буржуйку, хорошо, что выданные компанией спальники позволяли это делать – просто приносили на ночь меньше дров.

Однако через пару дней Толченый, или живность внутри него, раскрыла наш коварный план, и он сам стал забивать буржуйку остатками ящиков на ночь, а так же складывал возле себя маленькую поленницу, “про запас”.

Лишнего “дырчика” – бензинового генератора для карантина тоже не было, поэтому наш день заканчивался вместе с закатом солнца. Тепло было только в зале, кухня и прочие комнаты не обогревались. Сильно не мешало, только на кухне часто весь вечер горели газовые конфорки – для света и разогрева еды.

Изначально планировалось, что мы неделю будем сидеть в карантине, ограниченно контактируя с братцами. Однако три единицы, три бесхозных карандаша – Толченый и двое нас, никак не давали покоя деятельной и кипучей натуре наших Командиров. Поэтому после первого вечернего собрания (“Вечер знакомств”, говоря языком пионерского лагеря) я вынес две важных информации.

– Есть что-нибудь ценное при себе, часы там хорошие, или фонарик пиздатый? – товарищ Командир смотрел на нас ехидно весело. – Если есть, то после того как тебя убьют – я себе заберу, договорились?

Братцы – артиллеристы заржали как хорошие кони. В комнате было светло, тепло и пахло не тушенкой, а борщом и сигаретами. Дырчик здесь работал беспрерывно, мужики восстановили старый колодец, в который бросили насос – холодная вода и теплый туалет очень много значат на войне. Дежурный по кухне готовил горячее и стряпал вкусное – тогда я еще не понимал, что это норма: обустроить быт так, чтобы было как дома. Мы вечерами приходили сюда посмотреть телевизор и узнать распорядок на завтра. Никто нас в карантине просто так держать не собирался – на нас была охрана стоящего за терриконом “Гиацинта”, и поездки в сопровождение за снарядами.

Охрана орудия занимала у каждого по два-три часа в день – ночью на пост заступали РОНовцы.

“Гиацинт” был из уставших, его должны были забрать и привезти новый. Я раньше никогда не видел такое чудо на 4 колесах – он напоминал какого-то уснувшего старого дракона из китайских миниатюр. Обтянутый масксетью, обложенный срубленными ветками деревьев – дракон спал и видел свои драконьи сны.