Макс Дард шел по коридору дворца Хвостов. Он пока плохо понимал, откуда взялось такое странное название, но и не рассчитывал на четвертый день в Аду узнать все здешние тайны. Впечатлений на его голову и так свалилось немало. Начиная с воздуха, который сначала казался Максиму столь густым, что он дышал осторожными глотками; заканчивая тем, что, став Шеганом, он каждый день открывал новые особенности восприятия себя и всего вокруг. Лина говорила, что только сейчас он и учится видеть мир настоящим, но Макс воспринимал ее слова как неуместную метафору.

Его тело едва восстановилось после той схватки с Ингом, из-за которой-то он и попал под заключение, а его внезапно объявившей сестре пришлось его спасать. Он остался жив благодаря той самой силе Шегана, которую все лучше ощущал как свою собственную, пропитывающую каждую его клетку, каждый нерв. Максу нравилось находиться в обличии Шегана и чувствовать за спиной тяжелые крылья, похожие на ангельские, но черного цвета. Он уже успел научиться летать. Это оказалось удивительно просто, словно он всю жизнь знал, как это делается и только ждал момента, когда, наконец, вырастут крылья. Возможность летать привела его в восторг, но, увы, с непривычки от полетов он быстро уставал, поэтому успел облететь только окраины города Азура, куда его закинула судьба.

Вот она, дверь в зал заседания Хвостов, у которой Лина назначила встречу в три часа – дня или ночи не имеет значения. На Первом Уровне Ада круглые сутки и круглый год стояли однообразные серые сумерки, поэтому время текло совсем не заметно, если только было здесь это самое время. Но на кухне Лины висели настоящие часы и вообще все, не в пример большинству местных жителей, было устроено в полном соответствии с потребностями живого человека. В том, что она на самом деле живая, Макс окончательно убедился лишь, условно говоря, вчера (то есть перед тем, как он последний раз спал). Нарезая фрукты, сестра порезала палец, и тогда он увидел ее кровь – настоящую красную кровь, а не ту отвратительную жидкость, из которой состоят бестелесные души. Кстати, Лина утверждала, что фрукты, как и другая еда, в Аду никогда не портятся.

Судя по доносящимся из-за стены голосам, собрание еще продолжалось. Макс сел на пол у массивной кованой двери, подобрав под себя крылья, и прислушался. К своему удивлению, он различил лишь один мужской голос и четыре женских. На самом деле он надеялся, что услышит голос своего брата, но единственный мужчина явно был кем-то другим.

Голос Айрана Максим хорошо запомнил. Когда они виделись последний раз, он сказал: «Лина погибла. За ее смерть ты обязан отомстить». Впрочем, говорил ли он что-либо вообще, раз оказалось, что Лина все это время была жива? Она рассказала, что Айран владеет техникой иллюзии Хосуто Соу, для применения которой нужно иметь темную чакру. Неизвестно точно, Дарды ли изобрели эту технику, но именно ради Хосуто-Соу они часто становились Шеганами и вырезали на ладони специальный символ, глядя на который их враги погружались в глубокий транс и лишались возможности защищать свое сознание. У самой Лины на ладони тоже красовался узорчатый шрам, почерневший от энергии Тьмы. Собственно, с помощью этой техники она и смогла пройти в его тюремную камеру, а потом стереть воспоминания о своем визите из памяти стражников.

Да, ее гибель была лишь иллюзией; но три года, в течение которых Макс считал, что Айран убил сестру, иллюзией не были. Поэтому месть все равно свершится – не за убийство, значит за годы мучительного одиночества; за то, что брат так внезапно бросил совершенно одного, непонятно зачем. Потому что три года Максим мечтал о том, как победит в этой смертельной схватке – только ради этого он и старался учиться в академии.