Планету загадили на столько, что камню негде было упасть. Но был в этом и плюс. Благодаря огромному количеству хлама, прекратилась эрозия, песок пустыни стал заиливаться в самом низу под кораблями. Стала скапливаться вода. А где есть вода, там жизнь снова пробивает себе дорогу.

И вот, где-то, тысячу лет назад, обнаружив, что флора на планете интенсивно восстанавливается, и даже образовались несколько внутренних, хоть и мелких, но всё же морей, было принято решение очистить планету от мусора. Далеко отсюда, – Вир указал рукой в сторону запада. – основали тюрьму, куда свозили заключённых и каторжников. Они-то и занимались сбором мусора и его переработкой в промышленных деструкторах. Триста лет назад тюрьму упразднили, и она превратилась в город. Теперь там вокруг благодать, километров на пятьсот во все стороны, луга и фермы водорослей. Люди работают на перерабатывающих заводах, доход постоянный, город почти процветает.

– Это единственный город? – снова интересовалась Лера.

– Да, Татаракка. От него в обе стороны вдоль экватора тянется дорога антиграва, по ней локомотивы грузовые ходят. Перевозят металлолом. – Вир указал рукой в сторону движения платформы. – Сейчас на холм поднимемся, хороший вид откроется.

Платформа действительно поднималась по склону холма, и чем выше она взбиралась, тем ниже становились стены, наваленных друг на друга остовов.

Верхушка холма, почти свободная от хлама, поросла высокой травой, но не кустов, не деревьев здесь не было. Внизу, среди архитектуры железной свалки, себя вольготно чувствовали вьющиеся растения. Тоненькие, с ярко-зелёными цветками, плотно окутывали землю, поднимаясь вверх по металлическим трупам, почти на метр. Более мощные, подобно земным лианам, взбирались до самого верха, крепко вплетаясь своими стеблями в элементы конструкций. А потом спускали длинными прядями вниз свои листья. Да и листья ли? Тоненькие, словно человеческий волос, мягкие двухметровые ниточки, собирались в огромные пучки-метёлки. И если коснуться этих ниточек, то они резко чернели, а спустя минуту начинали окрашиваться, начиная от стебля, в фиолетовый цвет и вспыхивали ярко-красным на самом кончике. Еще внизу встречались практически настоящие деревья. Несколько стеблей, толщиной в человеческую руку, закручивались вокруг друг друга косичкой, выбрасывая на своей вершине, длинные листья-стрелки, похожие на перья павлина. Но таких деревьев было не много, внизу им явно не хватало солнца.

С гребня холма открывался вид на безбрежную пустыню металлолома, тянущуюся от одного горизонта к другому. Казалось, что останки кораблей не оставляют не единого кусочка свободного пространства, плотно соприкасаясь своими телами. Корабли целиком, корабли разорванные на части, громоздящиеся друг на друга, и огромное количество разношёрстных металлоконструкций, разбросанных тут и там.

–Неужели, всё это когда-нибудь удастся разобрать, переработать и пустить в дело. Целая планета-свалка. – думала Лера.

Пока Лера прибывала во всеобъемлющем созерцании, пытаясь осознать весь пространственный и временной масштаб катастрофы, Павел больше внимания уделял деталям. Он выхватывал взглядом какие-то фрагменты кораблей, пытаясь сопоставить их с земными аналогами. Пришёл к выводу, что тут, как и на Земле, корабли, скорее всего, делятся по классам. Основным критерием, наверняка, служит «водоизмещение», ну или размер судна. А возможно и военная направленность.

Во взгляде Павла, в отличии от Леры, было меньше изумления, но больше оценки, или даже анализа окружающего мира.

– Даже думать забудь! – обратился Вир к Павлу, поймав его взгляд. – Убежать не получится. По крайней мере, пока.