- Никуда не годится! Завтра выписка, а у тебя...

Я смотрю на свои ногти с остатками лака. Маникюр был в той, прошлой жизни... Перед тем, как...

- Собирайся, отведу тебя в СПА. Забудешь все печали!

Она запретила мне солярий. Я не могу понять почему, ведь я спокойно загорала даже в критические дни, но не настаиваю. Мы в курортном городе у моря. Правда я смутно понимаю, что мне делать после выписки. Нет даже телефона, о деньгах я вообще молчу... Прилив сил нешуточный, но выдержать дорогу до Феодосии... Все эти мысли прекращаются, стоит только отдаться в руки массажисту, мастеру маникюра и парикмахеру после бассейна. Сауну мне тоже по непонятным причинам запретили.
Когда кресло разворачивают к зеркалу, приступ паники едва не подбрасывает на месте. Но вместе с этим... Я не узнаю в отражении эту девочку с красиво уложенными распущенными волосами, кажется, их слегка осветлили. Дрожь ужаса зарождается в конечностях, и я ловлю в зеркале взгляд мастера парикмахерского искусства. Она улыбается, и чувство безопасности гасит так и не набравшую обороты паническую атаку.

А утром меня ждет очередной шок... Но я еще об этом не знаю. Собираю вещи в чемодан (тоже не мой, откуда взялся, неизвестно!) при помощи Лили, с которой, будь я в адеквате, мы бы могли очень крепко подружиться. Впервые за все время, что я здесь, мне хочется улыбаться - но это такое кратковременное явление, что я его едва замечаю. Прощаюсь с психиатром Стерховым, получив ценные рекомендации (дойдут до меня спустя пару недель), с моим лечащим доктором (не помню имени), обнимаю Лилю и даже пытаюсь улыбнуться главному врачу, который как-то заискивающе поздравляет с выздоровлением.

- А куда мне идти? - только сейчас вспоминаю, что идти мне некуда... и не на что.

- Тебя ждут в холле. Я записала тебе свой телефон, он в отсеке для бумаг, захочешь поговорить, звони! - тепло улыбается несостоявшаяся подруга. Чемодан мне взять не позволяют, его легко поднимает за ручку один из секьюрити.

"Тебя ждут". Неужели они связались с матерью? Эта мысль вызывает улыбку, пока мы спускаемся вниз в зеркальной кабине лифта, а я цепляюсь взглядом за бейдж охранника, словно там описан секрет улыбки Моны Лизы. Зеркальная клаустрофобия, к счастью, заканчивается быстро, но сердце оголтело стучит, когда он вежливо прощается со мной и уходит. Кажется, только киваю, не в силах что-либо сказать. Способность говорить вернётся ко мне через пять... Четыре... Три... Два...

Первое, что я замечаю - цветы. Белые розы на длинных стеблях. Это глупо, но я инстинктивно их пересчитываю. Пять. Вспышка облегчения по нервной аритмии - только затем, чтобы в следующий момент запустить скоростной бег сердца по новой.

- Вы? А что вы здесь делаете?

Испугалась? Растерялась? Все и сразу в квадрате. Я не трогаюсь с места, понимая, что к испугу и невысказанному предположению примешивается еще и ярость.

Он выглядит потрясающе, словно сошел с обложки глянцевого журнала Форбс. Неизменный костюм. Галстук. Идеальная прическа. Почему мне хочется позвать на помощь и слиться со стенами, только бы его не видеть?

- С возвращением, Юля. - Он делает шаг мне навстречу, а перед глазами плывут строки из микса гугловской информации о передаче прав на нижнего партнера и прочие циничные кошмарные постулаты. Но ярость в малой дозе не дает мне броситься наутек.

- С возвращением куда?

Я не замечаю, что он подошел очень близко, только вздрагиваю, когда на руки ложатся прохладные стебли без шипов. В его глазах нет угрозы, в них опровержение всем моим опасениям, но я очень хорошо помню, кто он и что из себя представляет! Слова слетают с губ поспешно, словно я пытаюсь его остановить.