Не успел Ромка открыть рот, чтобы задать вопрос, как рядом с Олежиком возник Шурик – на руках у него висел бесчувственный Евсеин. Сердце отсчитало ещё три удара, и последним за спиной Шурика возник Колян.

Кажется, все?

А вот лиловая мгла никуда не делась. Теперь она напоминала слой тумана, вроде того, что ложится в предутренние часы над озером или росистым лугом – столь плотный, что невозможно порой разглядеть пальцы вытянутой руки. Только этот туман флуоресцировал, очерчивая силуэты людей, лиловыми слегка светящимися ореолами.

Ромка огляделся. Его не покидало странное ощущение: этот туманный мир казался был плоским, двумерным – мозг отказывался оценивать расстояния… до чего? В залитой лиловым свечением пустоте не было ничего, кроме них самих – и проступающих там, где должен быть горизонт, странных, словно висящих в воздухе силуэтов то ли скал, то ли крон чужих деревьев, то ли ни на что не похожих зданий.

Первым голос подал Шурик.

– Где это мы, а?

Ромка, не оборачиваясь, пожал плечами.

– Спроси, чего полегче.

Евсеин застонал, откашлялся и высвободился из Шуриковых объятий.

– А ведь я предупреждал, молодые люди! Я говорил, что…

Закончить фразу он не успел.

– Кто это? Не подходите! Стойте! А-а-а!..

Олежик уронил рюкзак и тыкал пальцем в фигуры, сгущающиеся где-то на границе туманной мглы. Человекообразные, очень высокие, какие-то неестественно тонкие – почти лишены плеч, длинные руки колышутся, извиваясь. Вот передняя подняла ладонь… да у них по четыре пальца!

Глухо кашлянул «Макарыч» – раз, другой. «Не стреляй, придурок!» – отчаянно заорал Шурик, но Колян продолжал давить на спуск.

Четырёхпалые на миг замерли, колыхнулись и неторопливо двинулись вперёд. Казалось, пули не оказывают на них никакого действия.

Ромку, как холодной водой, обдало волной страха – или это ему показалось? А четырёхпалые приближались, и за их спиной возникли, словно соткались из светящегося тумана новые силуэты.