– О чем же ты все грустишь? – расспрашивал жену Андор.

– Ах, не спрашивай, Андор, – ответила урма, – а лучше, если ты еще хоть немного любишь меня, то исполни одну мою просьбу.

– Ты знаешь ведь, что я люблю тебя, – ответил Андор, – и с радостью исполню, если только смогу, твою просьбу. Чего же ты хочешь?

– Выйдем на минутку из дома, и я скажу тебе, о чем хочу тебя попросить.

– Но отчего же ты не хочешь сказать этого здесь?

– Нет, здесь в доме, нельзя. Выйдем.

– Ну, выйдем, если хочешь, – сказал, пожимая плечами, Андор.

Вышли они из дома. Урма сделала несколько шагов, обернулась к Андору, обняла его и сказала:

– Ну, поцелуй меня так, как поцеловал тогда, помнишь, там, в горах, на поляне.

– И в этом вся твоя просьба? – сказал, улыбаясь Андор. – Изволь, но только поцеловать тебя я мог бы и дома, на улицу для этого выходить нечего.

– Нет, Андор, моя просьба не в этом. Вот моя просьба, – с этими словами: урма распустила, свои волосы, отделила три блестящих волоска и сказала:

– Вырви их, Андор, они принесут тебе счастье. Только погоди, я еще раз обниму тебя и поцелую.

Она обняла Аидора и крепко, крепко поцеловала его в губы. Невыразимая грусть светилась в ее голубых глазах.

– Но, зачем же я буду вырывать эти волосы. Я и так счастлив, – сказал удивленный Андор.

– Ах, сделай это скорее, так нужно! – прошептала урма.

Послушался Андор. Он взял осторожно три волоска и вырвал их. Как подкошенная, упала урма на землю и умерла. Вскрикнул Андор. Нагнулся к ней и хотел поднять ее. Но не было уже перед ним ее тела, оно ушло в землю, а из земли поднялась высокая, стройная осина, печально шелестя листьями.

Долго горевал по жене своей Андор. Но всякое горе проходит. Успокоился и Андор. Через год женился он на красавице, дочери гекко. А три золотых волоса его первой жены-урмы принесли ему счастье и несметное богатство.

Давно, давно жил в Семиградье молодой цыган по имени Петру. Он был беден, беднее всех в своем таборе. Целыми днями работал он, как простой поденщик, по окрестным деревням и с трудом зарабатывал столько денег, что ему едва-едва хватало на пропитание. Но даже из своего крайне скудного заработка ухитрялся Петру откладывать каждый день несколько грошей. Он не позволял себе вечером выпить хоть одну только-маленькую чарочку водки, а в этом не отказывал себе ни один из подёнщиков. Петру все копил да копил деньги. Часто товарищи смеялись над Петру и называли его скрягой. Но он не отвечал на их насмешки, а только усмехался и скорее уходил. Петру не водил компании с веселой разгульной цыганской молодежью, сторонился он и от девушек цыганок, никогда не принимал участия в их играх и плясках, как ни звали они его. А часто молодые цыганки засматривались на красавца Петру; каждая из них охотно стала бы его женой и не посмотрела бы на то, что он так беден. Да и красив же был Петру, прямо на редкость: высокий, стройный, его густые, черные кудри вились кольцами почти до самых плеч; темно-карие глаза смотрели смело и открыто, тонкие правильные черты лица были словно отлиты из бронзы, а на щеках играл здоровый румянец.

Но почему же молодой красавец Петру сторонился юных цыганок? Для кого копил он деньги? Неужели он был на самом деле скрягой?

На самом краю деревни, в которой часто работал Петру, в бедной хижине жила старуха со своей падчерицей Марией. Одиноко жила старуха. Ни к кому она не ходила, да и к ней никто не ходил. Все в деревне побаивались ее. Дурная шла об этой старухе слава по деревням. Говорили, что она – злая колдунья, научившаяся всякому волшебству у ведьм и страшного, толстого ниваша, речного духа с огненно-красными волосами и бородой, который выходил к ней по ночам из реки, протекавшей недалеко от деревни. Не любили и боялись старухи крестьяне, а чем больше боялись, тем больше жалели Марию, добрую, приветливую девушку, красивую и нежную, как незабудка.