«Московский листок» от 18 февраля 1902 года сообщал:
«3 февраля в зимнем саду при ресторане “Стрельна”, в Петровском парке, один из официантов Ухов на дорожке нашел бриллиант, величиной с горошину, стоящий 400 рублей. Свою находку Ухов предоставил администрации ресторана, а последняя передала бриллиант полиции».
На эстраде работали румынские, венгерские оркестры, женский венгерский хор, русский хор и – звезда программы – цыганский хор.
Цыгане выступали «для всех» три раза в вечер. После этого любители цыганской песни приглашали хор в отдельные кабинеты – это была вполне официальная и законная часть концерта. От основной она отличалась тем, что гость мог заказать любую песню. Цыгане знали это и всегда имели в запасе песни для таких выступлений. В кабинете, так же как и в общем зале, стоял большой стол для гостей, перед которым располагался хор. Гости имели право заказать то, что им хотелось, и за каждый номер платили ту сумму, которая полагалась. Наиболее знаменитые и славные солисты приглашались за гостевой стол. За свое присутствие в застолье приглашенные получали тоже особую плату. Хор продолжал оставаться на своих местах – стульях, расставленных перед столом.
Распущенность во время работы не дозволялась. Цыгане не пили во время работы в кабинетах, это знал каждый, и нарушать закон такого рода не рисковал никто. За их нравственностью следил регент. Объяснялось такое положение тем, что хоры составлялись по семейному принципу: отец, мать, дядья, их жены, братья, сестры – все взаимно оберегали друг друга и семью в целом и от излишней фамильярности гостей, и от возможных посягательств. Соблюдение «чистоты» хора было равносильно соблюдению чести своего рода.
За любой недостойный поступок нарушителя удаляли из хора – и в другие он уже не мог пойти. Мало кто рисковал стать изгоем, это грозило уже сломанной судьбой.
Если гость приглашал в кабинет какую-нибудь цыганочку, то она обязательно брала с собой мать, или сестру, или гитариста. Одна она не могла остаться с гостем.
Впрочем, исключения бывали.
Во время войны 1914 года в Петербурге молодой офицер после выступления хора в кабинете отпустил хор и пригласил хорошенькую плясунью к столу.
Когда цыгане собрались в артистической комнате, отец плясуньи сидел как на иголках. Цыгане исподлобья поглядывали на него.
Чувствуя молчаливое осуждение, отец девушки не выдержал и стал стучать в дверь кабинета. Офицер впустил его. Отец приказал дочери уйти. Взбешенный офицер застрелил его. Весь Петербург возмущался, требовал суда. Суд приговорил офицера к отправке на фронт.
Постоянные посетители кабинетов «Стрельны» знали в лицо и по имени каждого хориста, каждую певицу, плясунью, гитариста. Они и являлись главным источником ежевечернего заработка хоровых цыган.
…Ночью, почти перед рассветом, хоровое и оркестровое население Петровского парка возвращалось домой. Если в эту ночь в кабинете кутила с цыганами богатая и щедрая компания, не жалеющая ни денег, ни шампанского, одарявшая хор «лапками» – денежными подарками, то, возвращаясь, шли бодро, весело, а кто и нанимал за пятак извозчика. А если ночь была «неудачливая», в кабинет цыган не приглашали, «лапки» были скудные – то обратно шли медленно, усталые, посеревшие, полусонные. И так – каждый день…
Газета «Московская молва» от 2 января 1911 года сообщала:
«Во что обошлась москвичам встреча Нового года?
“Метрополь”. Шампанского продано 1000 бут., кухня торговала 8000 рублей. Общая вечеровая выручка превысила 18 500 руб.
“Стрельна”. Общая выручка достигла 10 000 руб., шампанского выпито 520 бут.