– Я думала квартиру нам купить. Мы же не можем всегда жить с родителями. Потом будет ребёнок, его тоже нужно жильём обеспечить.

– Да ну… Солнышко, ну зачем нам сейчас квартира? Пока можно с родителями пожить, открыть какой-то бизнес, встать на ноги, а потом спокойно покупать квартиру. Важнее себя обеспечить, чем сидеть без заработка, так же, как мы сидим сейчас с родителями.

– Ну почему без заработка? По крайней мере, ты не прогоришь. Уже хорошо. А если совсем всё плохо будет, сможем переехать к родителям обратно, а квартиру сдавать. Вот и заработок.

– Да какой там заработок? Ты подумай сама – копейки, а вложения огромные! Я в магазин вложу, так получать буду оттуда так, что и накопить сможем на квартиру. Я уже всё просчитал.

– Ваня! Ну что ты просчитал? Ты иллюзиями живёшь! Сам себе сказку придумываешь, как будет всё хорошо, и веришь. Люди с магазинами разоряются, вообще потом вернуть не могут вложенных денег! А ты вот такой особенный? Быстренько станешь состоятельным бизнесменом? Что за бред? – Тамара начала нервничать, потому что предпочитала более надежные варианты вложения денег, Ваня же по натуре был авантюрист и мог легко пойти на риск. Он был убеждён в том, что это единственный верный вариант сохранить лёгкие деньги. Парень рассердился:

– Ты ничего не слышишь, – только себя! Всё должно быть по-твоему! – и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

13

Тётка вышла на улицу и вдохнула прохладного, свежего воздуха. Уже привычный запах больницы вдруг заметался вокруг цыганки. Он въелся в её одежду и теперь, выветриваемый порывом воздуха, не хотел её отпускать. Его истерический трепет неприятно обжёг ноздри. Захотелось снять всю одежду и сжечь. Впрочем, чтобы избавиться от запаха, наверное, нужно было бы снять кожу.

Когда Тётку выписали, племянницы хотели встретить её и отвезти домой, но она отказалась, уверенно и грубо. Она пошла по улице, от больницы к остановке маршруток. Жалкая, худая, немного сгорбленная. Её длинная «в пол», темно-синяя юбка вся была в волосах и катышках, короткая куртка из кожзама местами рваная. Выглядела цыганка ослабшей и бледной. Но ни одного седого волоса в голове.

Погода была грязная. Тётка ещё помнила те времена, когда в феврале выли метели, скрипел морозный снег под ногами, а влага в носу замерзала от ледяного воздуха, но погода в мире изменилась. Все краски времён года словно смешивались между собой, образуя буро-серую массу. Февраль – это грязный асфальт с лужами и островками из серого, прогнившего снега. Чёрная, мягкая и тёплая земля на газонах. Ветер. Пронизывающий, нескончаемый ветер. По улице вдоль – машины. Погода изменила даже их. Раньше здесь ездили лакированные иномарки, теперь в основном грязные внедорожники и ободранные, тонированные корыта, битком набитые мужчинами в камуфляже. Люди, как локомотивы, идущие навстречу, так и норовили столкнуться лоб в лоб. Видимо, погода повлияла и на них. Ожесточила, высушила, заморозила их души. Грязь накрыла весь город, всю страну, весь мир. И во всём была виновата эта мерзкая погода.

Тётка дошла до остановки. Подкатила полупустая маршрутка. Цыганка залезла в неё и тяжело села у окна. Голова её немного кружилась от свежего воздуха и короткой прогулки. Она облегчённо выдохнула и уставилась в окно на мелькающие грязные штрих-коды деревьев. Удивительное спокойствие воцарилось в её душе: будто впервые за много лет море внутри неё успокоилось. Шторм, который уже воспринимался как должное, стих, и изумила красота спокойной воды. Не было раздражения и злобы на окружающих. Все толкались, давились, злились друг на друга, но ей было всё равно. Она не хотела ничего никому объяснять, вразумлять и доказывать. Тётка просто сидела у окна среди кишащих в железной коробке людей, но не была среди них. Кто-то раздраженно задел её ногой на выходе и навсегда исчез за дверями. Исчез вместе со своей злостью, не стоящей внимания. Тётка просто смотрела в окно, даже не потрудившись узнать, кто это был. Покой приходит из тьмы.