– Я не боюсь пересудов! – вскинув голову, проговорила леди Грэнвилл.

– А вот я боюсь! – прокричал лорд Грэнвилл. – И не допущу, чтобы ваше честное имя трепали по ветру из-за того, что эта… дрянь… перемазала вас своей грязью!

Латоя завыла и еще сильнее вцепилась в его колени.

– Колдер, не злитесь… Есть возможность все уладить, – почти радостно проговорила Мифэнви, – письмо батюшки, вы забыли, я могу уехать… Слухи в нашу глушь доходят медленно – поэтому никто и не узнает, была ли я здесь в день прибытия Латои или нет.

Колдеру в ее словах чудилось прощание и хотелось самому ползти за ней на коленях, выть и умолять остаться… Но он понимал, что сейчас это единственный выход.

– Но тогда вам придется уехать насовсем, – упавшим голосом произнес он.

– Что вы, здесь же могила Пола! Я обязательно буду ее навещать!

– Пол похоронен внизу, на церковном кладбище. Вам незачем будет подниматься в Глоум-Хилл.

Голос его звучал все глуше. Латоя по-прежнему не отпускала.

– Я ведь буду знать, что здесь меня ждет дорогой друг…

Латоя вдруг вскочила, словно напрочь забыв о недавней сцене, и воскликнула:

– Все можно решить куда проще. И тогда Мейв не придется уезжать навсегда.

– Меня пугают твои простые решения, – честно сказал Колдер.

– Не бойся, Колди, ты просто должен жениться на мне…

Мир дрогнул и разлетелся на мириады осколков…

Лондон, Хэмпстед, 1878 год

Через полтора часа Джози Торндайк спустилась в холл. На ней было элегантное кремовое платье, оттененное нежно-розовым кружевом, изящная шляпка с розанами и перьями и светлые перчатки. В руках она сжимала изящный ридикюль, расшитый драгоценным бисером. Турнюр и шлейф делали ее похожей на паву, сложившую свой роскошный хвост. Она остановилась на нижних ступеньках лестницы, опираясь на перила и чуть изогнувшись в талии.

Ричард замер, в который уж раз завороженный утонченной красотой и грациозностью своей жены. Несколько секунд он любовался ею, затем подошел, обнял за талию и приник к ее губам. Как всегда, он целовал ее властно и дерзко, исследуя языком каждый уголок ее рта. Джози прикрыла глаза, и густые тени от длинных ресниц заплясали на ее щечках. Она положила ладошки на плечи Ричарду и переживала о том, чтобы в своем порыве он не измял платье и не испортил прическу.

Наконец он оторвался от сладостного плена ее губ, и Джози встретилась с его сияющим взглядом: сейчас, когда она стояла на ступеньках, их лица были на одном уровне. Очки в тонкой серебряной оправе придавали его взгляду невинность, а ресницы добавляли лучистости. И Джози, к своему удивлению, почувствовала легкое головокружение, утопая в невозможной синеве этих глаз. Она даже покачнулась, и ему пришлось подхватить ее.

– Однажды, – прошептал он ей на ушко, бережно, как фарфоровую статуэтку, опуская на пол, – я окончательно сойду с ума от вашей красоты… И что вы тогда будете делать со мной?

– Хм… – она демонстративно задумалась, приложив пальчик к губам, – скорее всего… тотчас же сдам в Бедлам. И попрошу, чтобы вас посадили на цепь как особо опасного.

Радость тут же сползла с его лица.

– Порой я нешуточно боюсь вас, любовь моя, – проговорил он, поспешно опуская глаза, чтобы она не уловила мелькнувшей в них муки.

Она фыркнула, как рассерженный котенок:

– Могли бы и похвалить меня! Ведь я ответила вам в вашей любимой манере, когда не поймешь – смеетесь вы или всерьез!

– Вот уж воистину убийственный сарказм! – с этими словами он взял ее за руку и повел к двери.

На улице люди оглядывались им вслед и перешептывались. Виданное ли дело – прилюдно держаться за руки! Джози злилась: вечно он позорит ее! Почему нельзя вести себя как все! Неужели он не понимает?! Сказано, не светский и не джентльмен!