Эти слова деда заставили Ло Хун-цюй разрыдаться. В слезах подошла она к Тан Ао и, совершив перед ним положенные поклоны, назвала его приемным отцом. Поклонившись затем До Цзю гуну и Линь Чжи-яну, она опять обратилась к Тан Ао и, сдерживая рыдания, сказала ему:

– Ваше отношение ко мне высоко, как небо, щедро, как земля. Конечно, мне бы следовало вернуться с вами на родину. Но у меня две заботы на сердце. Первая – это то, что дедушка уже стар, а ухаживать за ним некому. Как же я могу покинуть его! Вторая – то, что в этих горах еще остались два тигра, и месть моя еще не осуществлена до конца; разве я могу пощадить их и уехать отсюда?! Если вы понимаете, как мне тяжело, то прошу вас, сообщите мне, где вы живете в Линнани; когда-нибудь, если будет объявлено царское прощение, мы с дедушкой вместе отправимся к вам в Линнань, и нам не придется в разлуке тосковать и беспокоиться друг о друге. Для того чтобы покинуть дедушку и уехать одной без него, мне нужно было бы иметь каменное сердце, да и тогда я не смогла бы совершить подобную жестокость.

Выслушав внучку, Ло Лун принялся уговаривать ее ехать с Тан Ао, но Хун-цюй, твердо решив остаться ухаживать за дедом и не покидать его, пока он жив, не говорила всего, что думала, и лишь наотрез отказывалась ехать сейчас. Никакие уговоры не помогли.

– Видимо, барышня так твердо решила, что вряд ли удастся ее сейчас уговорить, – сказал До Цзю гун. – По-моему, чем ей ехать с нами за море, лучше подождать, пока мы на обратном пути заедем сюда за ней, и тогда уж почтенный Тан Ао отвезет ее к себе домой. Не будет ли так гораздо лучше?

– А если допустить, что я не вернусь, как быть тогда? – спросил Тан Ао.

– Что ты говоришь, зять! – воскликнул Линь Чжи-ян. – Мы вместе поехали, вместе, конечно, и вернемся. Зачем же ты говоришь «не вернусь»? Не понимаю!

– Да просто у меня это по глупости с языка сорвалось, а ты уже принимаешь это всерьез, шурин! – сказал Тан Ао и повернулся к Ло Луну: – То, что моя приемная дочь проникнута чувством такого почтения к вам, очень похвально, и я не хочу воспользоваться своею властью отца, чтобы принуждать ее ехать сейчас со мной. А уговаривать ее бесполезно, раз она так твердо решила.

Взяв бумагу и кисть, Тан Ао написал Ло Хун-цюй, как его найти в Линнани.

– Скажите, уважаемый отец, – обратилась к нему девушка, – не поедете ли вы отсюда через страну Усянь? Когда с дядей Се Чжун-чжаном случилось несчастье, семья его тоже бежала за море. Несколько лет назад дочь Чжун-чжана, Се Хэн-сян, проезжала здесь; подружившись с ней, мы стали назваными сестрами и дали такую клятву перед лицом небесных духов: «Та из нас, которой представится возможность вернуться на родину, обязательно возьмет с собой другую». В прошлом году торговец шелком привез мне письмо от Се Хэн-сян, из которого я узнала, что она переехала в страну Усянь. Я хочу написать ей ответ и очень прошу – захватите его с собой, если вам это будет по пути.

– Усянь как раз лежит на нашем пути, – сказал До Цзю гун. – Почтенный Линь будет там продавать свои товары, так что никакого труда не составит передать ваше письмо.

Ло Хун-цюй пошла писать ответ, а Тан Ао попросил Линь Чжи-яна принести из джонки два слитка серебра, чтобы оставить их Ло Луну на расходы.

Вскоре девушка вернулась с письмом. Взяв его, Тан Ао невольно вздохнул:

– Оказывается, и семья брата Чжун-чжана за морем. Если бы в свое время Цзин-е послушался старшего брата Сы-вэня [193] и не последовал бы плану Чжун-чжана, то дом Тан давно уже был бы восстановлен, тогда Поднебесная не оставалась бы до сих пор под властью дома Чжоу. Да и нас бы всех не раскидало до свету. Видно, такова уже судьба, ничего не поделаешь!