Ил. 8. Кащей и Шекспир в хипповской квартире («на флэту»), начало 1970‐х. Из архива А. Полева (Музей Венде, Лос-Анджелес)
Параллельно с новой, видимой хипповской Москвой создавалась хипповская Москва скрытая. В то время как дефицит личного пространства выталкивал советских хиппи, как и любую другую молодежь, на улицы, они также продолжали начатую в 1950–1960‐х традицию превращения личных квартир в квазипубличные пространства. По мере того как расселялось все больше коммуналок и люди перебирались в отдельное жилье на московских окраинах, некоторые молодые люди неожиданно получали в свое полное распоряжение комнаты или даже целые квартиры, сразу открывая их двери для более широкого круга приятелей и друзей. Одним из таких первых мест была мистическая квартира некоего Ятива (анаграмма имени Витя), в которой часто в конце 1960‐х бывал Макс Харэль-Фейнберг и которая на несколько месяцев стала его вторым домом. Здесь собирались хиппи, музыканты, поэты, проститутки, сутенеры и иностранные туристы; у всех были разные причины сюда прийти, но цель у всех была одна: сбежать от советских ограничений.
Мы подошли со стороны «черного хода», и Миша постучал. Когда за дверями послышались шаги, он громко спросил: «Мыши-крысы есть?», на что немедленно был получен ответ: «А мы санэпидемстанцию не вызывали!» Это был пароль. Дверь нам открыл улыбающийся парень лет 25 с редеющими светлыми волосами. Это и был Виктор. Позади него приветливо виляла хвостом собака. Я очень хорошо помню этот момент. В этот вечер что-то в моей жизни приняло совсем иное направление. <…> Я знакомился с какими-то ребятами и девушками, которые сидели в одной из комнат, где не было мебели, лишь огромные книжные стеллажи по стенам, а на полу было расстелено стеганое розовое одеяло. На подоконнике стоял магнитофон «Комета», и оттуда неслись чарующие звуки гитариста Габора Сабо. Окна были занавешены тяжелыми гардинами, напрочь отсекавшими все, что происходило по ту сторону, в окружающем мире. Пока мой друг улаживал сердечные дела в другой комнате, я сидел, слушал музыку и осматривался138.
ЗА ПРЕДЕЛАМИ МОСКВЫ
За пределами столицы у ранних советских хиппи были свои местные особенности. Культура битников здесь также часто предшествовала созданию хипповских сообществ. Начало хипповского движения в Ленинграде с трудом поддается реконструкции, но известно, что город славился своим процветающим литературным и художественным андеграундом, а также культурой кафе, в которых идеалы хиппи распространялись еще до того, как они вообще стали известны как таковые139. Легендарный ленинградский персонаж Вильям Бруи из семьи частных артистов и предпринимателей, прежде чем стать хиппи, похоже, прошел через несколько разных молодежных контркультурных реинкарнаций. Его старший брат, один из известных фарцовщиков в городе, вовлек его в мир стиляг140. Затем, познакомившись с художниками, писателями и молодыми поэтами из окружения Иосифа Бродского, Бруи сменил сардоническую элегантность на драный свитер и стал битником. В конечном итоге, увидев фотографии хиппи в середине 1960‐х (что было невероятно рано для Советского Союза), он опять изменил свой стиль, оставаясь при этом одинокой разноцветной фигурой среди своих сверстников. И он, и другие информанты подтвердили тот факт, что в городе в то время были и другие компании хиппи, но их участники растворились в исторической дымке