Жил, тужил, гробил заживо неуёмную плоть.
Сердце рвал, что не зажило. Чёрт взывал: «Колобродь…»
Я любезничал с урками, слушал матерный трёп.
Растопив печку чурками, знал, что редко везёт.
Я не голь перекатная, на баяне игрец.
А свобода – захватная, если в тундре беглец.
Сам боялся расстрельные, да блатные статьи
И наколки нательные, приговоры судьи.
Но любил жизнь свободную, оторваться, чтоб всласть.
Степь раздольями гордую, вширь ромашками в масть.
Чёрт возьми! Не поместятся рассуждений слова.
Ничего не изменится, коль в петле голова.
Есть другие соколики, кто по следу сбежит.
Без царя – трудоголики, каждый – будущим сыт.
Кратность-дама коварная, гениальности ход.
Моя повесть не главная. Внук строфу допоёт.
Дата, годы рождения. Финиш после тире.
Вот и все рассуждения в завершённой игре…
Напишу эпитафию на гробнице своей —
Год рожденья от матери до скончания дней…
Воскреси…
Не все грехи прощаются, как видно,
И самый первый осуждён был зря.
В пещерах было жить до слёз обидно,
О райских благах помнила семья.
Как мудрый Бог, ты мог одним решеньем
Детей своих кровиночек простить,
Иль запретить любовь и размноженье,
Умерить сексуальный аппетит.
Ты сам оставил без присмотра ветки,
Не доглядел за подлою змеёй.
Без нижнего белья резвились детки,
И безмятежно спал Отец родной.
Детей нельзя бросать без воспитанья
И без учений оставлять на миг.
Без интернета, разность пола – тайна.
Потом, как Бог, и ты к грехам привык.
Перепиши историю о рае,
И первых грешных воскреси в семью.
Становится с прощеньем жизнь иная.
Рождённый небом, должен жить в раю…
Живи с Мадонной…
Впервые показали проститутку,
И с прейскурантом выдали тариф
За ночь, за час и даже за минутку,
Когда за рубль для всех раскроет лиф.
Я от смущенья багровел щеками,
Не понимая женского «труда»…
Она стояла рядом с мужиками
Красивая, беспутная беда.
Из кошелька отдал я рубль за смелость,
Не рассмотрев в смущении показ.
Другого после армии хотелось,
Мечталось верить в блеск любимых глаз…
Прошли года. Седины выше крыши,
И в интернете девочки рядком
Летят к клиентам, звон монетный слыша
И думают всё больше «передком».
А где ж любовь, признанье, ахи, охи.
Романсы, свечи, до утра балы?..
Не все мужчины скряги и пройдохи,
Не все размеры до поры малы.
Не осуждаю женскую продажность.
И как мужчина за любовь плачу.
Не Бог вложил когда-то в души алчность.
Подвластен грех другому ловкачу…
Парнишка юный рубль в кармане прячет,
Желая на «различие» взглянуть.
Поверь, мой мальчик, можно жить иначе:
Не с проституткой, выбрав жизни путь…
Живи с Мадонной, что рожает Бога.
И жизнь с деньгами за неё отдай.
Другие есть. Земных и алчных много.
Но лишь в одной найдёшь бессмертный Рай.
Первый самый…
Лепит сверху первый мокрый самый,
Не такой пушистый белый снег.
Бестолковый, не похож на ламу,
Без красот воспетых зимних нег.
Разошёлся, разлетелся с ветром,
Поперёк и вкось земных широт.
Стенкой снег за каждым сантиметром,
В высоте и возле мокрых ног.
Мне бы не гулять. Да пёс не может.
Раскулился и поджал свой хвост.
Не докажешь обречённой роже,
Что поход не так сегодня прост.
Только вышел, сел у самой у двери,
Про собачьи позабыл дела.
Снег испортил гульки в полной мере,
Отрезвив свободный нрав слегка.
«Не грусти, мой пёс! И слов не надо.
Это только первый робкий снег.
Завтра утром выпадет отрада,
И мороз раскрасит толщу рек.
Ты своё напишешь, молча, имя
На пушистом выпавшем снежке.
По-собачьи, буквами большими
В нашем для прогулок сосняке.
А пока пошли домой обратно.
Будем дружно из окна смотреть,
Как летят снега с дождём отвратно,
Как ломает первый снег камедь…»
Лепит сверху запоздалый самый,
Не такой пушистый белый снег.