– Я приношу вам свои извинения за это, господа, – восстанавливая дыхание, сказала Бригелл, – и вы имеете право на объяснения. Я просто прошу вас поверить мне, что это несчастное дитя не виновато в случившемся.

– Кто она? – спросил Гонт.

– Младший ребёнок семьи Мажорти, Лиет. Она кататоник, и совершенно не осознаёт происходящего.

– Почему вы уверены, что она – не убийца? – резко сказал детектив. – Почему вы сразу же бросились защищать её?

– Потому что я сразу поняла, к чему вы ведёте. Это ведь очевидно, мастер Гонт. Я даже не буду скрывать от вас, что бедная девочка последней видела своего брата перед тем, как его убили. Это, как и побег – очевидные свидетельства её вины. Но поверьте мне, она не могла убить своего брата.

– У неё есть алиби? Кто-то знает, где она была во время совершения преступления?

– Нет, – ответила Бригелл.

– Тогда почему я должен верить вам на слово?

– Чтобы не погубить невинное дитя, уже искалеченное жизнью.

– Бригелл, это моё расследование, и если в ходе него я выясню причастность девушки к этому убийству, я буду вынужден…

– Я поняла вас, мастер Гонт, – подняла руку Бригелл. Хладнокровие и чувство достоинства вернулись к ней, и голос вновь стал ровным и спокойным голосом. – Прошу вас, не принимайте мои слова близко к сердцу. Примите мои извинения. Мы все потрясены случившемся, и многие, с кем вы сегодня встретитесь, шокированы не меньше моего. Но мы уже задержались здесь. Прошу за мной, господа.

Бригелл сделала полупоклон и жестом пригласила гостей следовать за ней. Гонт и Эвески вошли в поместье.

Первым, что увидел детектив, было большое – почти три метра в вышину – мраморное изваяние кошки. Гигантский идол стоял в самом центре зала, на приземистом гранитном постаменте, в окружении вазонов с белыми и розовыми камелиями. Казалось, будто статуя критически оценивает вошедших – свысока, презрительно, и словно позволяет войти лишь потому, что ей лень сойти со своего престола.

«Ненавижу кошек», внутренне содрогнулся Гонт. Он никогда в жизни не забудет ту взбучку, которую ему устроила мать за то, что малолетний Шоэл бросил камень в сторону соседского кота. Он пытался доказать матери, что он хотел только отогнать этот наглый комок шерсти от их курятника. За неделю до этого кто-то загрыз несушку, и Шоэл был убеждён, что это был этот кот. Но мать не желала ничего слушать – в культуре Кретонии кошки были священными животными, символами власти и тайного знания. После знатной порки Шоэл ещё два дня не мог сидеть без боли, а из курятника пропала ещё одна молодая курочка.

За неприятными воспоминаниями Гонт сам не заметил, как Бригелл остановилась. Они стояли перед двойными дубовыми дверьми.

Бригелл повернулась к детективу и строго взглянула ему в глаза.

– Запомните, что к хозяину следует обращаться «господин Мажорти», и никак иначе.

Кивнув, Гонт приготовился к встрече.

Словно по команде, двери отворились и впустили гостей в просторный обеденный зал. За длинным столом, способным уместить за собой человек двадцать, уже сидел крепко сбитый мужчина. Синяки под глазами и слегка осунувшееся лицо говорили о бессонной и тяжёлой ночи. Тем не менее густые чёрные усы были аккуратно уложены, а одежда была свежей и чистой. Мужчина сидел во главе стола, и Гонт сразу же увидел его лицо, с тяжёлым подбородком и большим горбатым носом.

Бригелл слегка поклонилась.

– Мастер Гонт и мастер Эвески прибыли, господин Мажорти.

– Хорошо, – глубокий голос хозяина поместья сквозил усталостью. – Оставьте нас, Бригелл. Организуйте обед и ужин на ваше усмотрение. Меня сегодня больше не беспокоить.