Висенте был его неформальным начальником с кубинской стороны, и у них были прекрасные деловые и личные отношения. Раз в неделю они обсуждали рабочие темы, и вдобавок ежедневно встречались в уютной кухне их национального представительства, куда сходились после обеда все работающие в организации кубинцы. Они обменивались новостями и пили крепкий кубинский кофе, потому что ни в одном из многочисленных кафе организации не готовили такого вкусного напитка. Да… те годы навсегда запечатлелись у Энрике в памяти. И даже сейчас, столько лет спустя он вспоминал о них с теплотой.

В воскресенье, в одиннадцать часов, Энрике сел в свою машину и направился в столицу провинции, находившуюся в тридцати минутах езды от его дома. Разумеется, он нервничал, думая о предстоящей встрече с друзьями. Прошло столько времени с того момента, как они расстались! Он постарался прикинуть, сколько же лет назад он уехал из Москвы навсегда. Тридцать? Более или менее. Сейчас он уже не был молодым и успешным чиновником, как тогда; он был шестидесятилетним пенсионером, преждевременно отправленным работодателем на заслуженный отдых. А сколько же лет было Висенте? Порядка семидесяти? Вполне возможно, ведь он был старше Энрике лет на десять.

Немного взволнованный, с заполненной сомнениями и вопросами головой, он въехал в уютный район на окраине Аликанте – Пальмераль. Он позвонил друзьям по внутренней связи, и Висенте сразу спустился. У него было прежнее лицо, хотя немного и подёрнутое морщинами. Его открытая и привлекательная улыбка прекрасно сохранилась. Но у него явно не хватало волос, которые Энрике вспоминал густыми и тронутыми преждевременной сединой.

– Ну надо же, ты совсем не изменился, – заметил Энрике совершенно искренне. Он действительно подумал, что его приятель прекрасно выглядит для своих лет ―: И такой же худой, как раньше.

– Ты тоже совсем не изменился, – ответил Висенте, крепко его обнимая, – я бы тебя сразу узнал.

– Ну это принято говорить после долгой разлуки.

Дверь в квартиру была открыта, и на пороге стояла Елена.

– Приветствую звезду Представительства Кубы в Москве! – воскликнул Энрике с воодушевлением и радостью и поцеловал её в обе щеки, по испанскому обычаю.

Она ответила ему крепким объятием. Они хорошо знали друг друга, поскольку Елена тоже работала в организации, но в её конкретном случае, синхронным переводчиком. Тогда она прекрасно выглядела на свои сорок лет, была красива и элегантна. Они часто встречались на конференциях, как в Москве, так и за рубежом, и у них были доверительные отношения. Елена обычно работала с кубинскими делегациями, он же участвовал в качестве международного эксперта.

Увидев её изменившейся, Энрике подумал, что время никого не щадит. Елена имела приятную наружность для своего возраста, была харизматичной и привлекательной женщиной. Но возраст пометил её мелкими морщинками на лице, отёками под глазами, вздутыми венами на ногах и артрозными изменениями на пальцах. И ему стало очень грустно от того, как в одну секунду разрушился прекрасный образ молодой женщины, который он сохранял в своей памяти в течение трёх десятилетий.

В тот день они много говорили и вспоминали прошлое. Висенте и его супруга рассказывали ему о своих похождениях, а он им – о своих. Таким образом Энрике узнал много нового для себя о бывших товарищах по работе. За исключением тех, кто умер, никто из бывшего кубинского коллектива не остался на острове. Лимия умер от рака желудка через два года после возвращения на родину. И Гонсалес умер буквально через год, в его случае – из-за сердца. Всё это Энрике уже знал. А не знал он самого интересного. Это было бегство Паредеса, главного защитника режима и официального агента госбезопасности Кубы. Присутствие агентов было абсолютно обязательным в любой группе кубинских работников за границей, и Паредес никогда не скрывал своей принадлежности к этой вызывающей страх организации. Он был последним кубинцем, покинувшим СЭВ после его развала. Потом его перевели в посольство, где он проработал еще три года. Как только его вторая миссия закончилась, его отправили на родину, и во время этой поездки он со всей своей семьёй попросил убежища в Канаде. В то время Энрике уже жил в Испании и поэтому ничего не узнал, но этот позорный поступок вызвал громкий скандал. Об инцинденте долго сплетничали, хотя власти и сделали всё возможное, чтобы прикрыть позор.