Часто он не понимал ее. Да и как обычный земной человек может понять до конца существо из иного мира? Иногда она казалась ему искренней, родной, близкой и доступной, но вдруг в какой-то момент между ними словно вырастала невидимая стена, сквозь которую невозможно было пробиться. Вроде бы она находилась с ним рядом и одновременно где-то далеко-далеко. Душа ее закрывалась от него, и тогда он болезненно ощущал себя отторгнутым, пытался пробиться сквозь эту призрачную стену – но безрезультатно. Он впадал в отчаяние, упрекал ее, что она отдаляется от него, однако Ясмин лишь слегка улыбалась в ответ, не пытаясь оправдаться или разубедить его, что на ее месте наверняка попыталась бы сделать любая нормальная девчонка. Проходило какое-то время, и стена между ними рушилась столь же внезапно, как и возникала, и он снова ощущал подле себя прежнюю Ясмин, ласковую, сердечную и, кажется, тоже в него влюбленную. Хотя в последнем до конца уверен не был, ведь они никогда не признавались друг другу в любви, старательно обходя эту тему, словно перед ними распростерлось минное поле. Говорили о чем угодно, только не о своих чувствах, словно боялись прикоснуться к той эфемерной и нежной материи души, которую так легко повредить грубыми попытками перевести всё в слова.
Зато свободно рассуждали о поэзии, перепрыгивая из столетия в столетие: Золотой век русской поэзии, Серебряный, современность… А существует ли вообще современная поэзия?! Порой спорили до хрипоты, до взаимных обвинений в консерватизме. Кто в двадцать лет не революционер?.. Поэзия побуждала к философским размышлениям. И принц датский Гамлет с его извечным: «Быть или не быть?» – порой представлялся ближе самого близкого друга, потому что его мучили такие же болезненные вопросы, как и тебя. Пытаться приоткрыть тайну, или хотя бы приблизиться к разгадке смысла собственного бытия – вот истинная цель, ради которой стоит жить… Ну а после посещения выставок современного искусства, оба порой пребывали в полном недоумении: можно ли называть искусством в полном смысле этого слова отвратительного вида кучу мусора посередине выставочного зала, возле которой стоит табличка с надписью, что сей шедевр символизирует «городского феникса, возрождающегося из пепла» (нагромождение порванных помойных пакетов, из которых вылазит наружу всякая дрянь, а на самом верху – здоровенная галоша, подразумевающая, видимо, того самого «феникса»).
Почти каждый вечер, перед сном, он ей звонил, чтобы пожелать спокойной ночи и услышать ее голос. Так сложилось само собой, что всякий раз звонил именно он. И когда в трубке слышалось ее милое «алло» – сердце у него на мгновение замирало, а затем начинало биться в бешеном ритме, словно это был не разговор с любимой девушкой, а полет в космическом пространстве с космическими же перегрузками.
Но одновременно его почему-то очень задевало и раздражало то, что звонит всегда он ей, а не она ему. В отношениях с его предыдущими пассиями ситуация складывалась обратная: это ему названивали девушки, а он лишь царственно принимал знаки их внимания и позволял с собой разговаривать. Теперь же роли переменились, названивал Ясмин именно он, ощущая себя иногда надоедливым просителем. Впрочем, она ни разу не дала ему понять, что недовольна его звонком. Напротив, в ее голосе всегда звучали приветливые, а иногда, как ему казалось, даже радостные нотки. Но и в этом он не был уверен, и поначалу всячески старался сдерживать себя, чтобы не доставать ее слишком часто. Однажды даже выдержал целых три дня, ожидал, может, она сама ему позвонит – не дождался и смертельно обиделся. Решил, что совершенно ее не интересует, и пора исчезнуть с ее горизонта. Однако, проходя по длинному коридору старого университетского корпуса из одной аудитории в другую, нечаянно столкнулся с ней буквально нос к носу и застыл на месте, словно его обухом по голове огрели. А Ясмин, как ни в чем не бывало, взяла его за руку, спросила, почему он не звонит, и улыбнулась. Все его обиды тотчас растаяли, он ощутил себя круглым дураком, которого высшие силы незаслуженно наградили роскошным подарком, а он по глупости от него отказывается.